Пауза. Unser Gott[90] все еще работает; пиво за 60пф[91] и Берлинские газеты за 30. Через дорогу что-то трепещет: женщина? Не женщина; женщина: согнута чересчур у серого пруда протирает горшки один за другим. Утки патрулируют, гуси инспектируют. А сырая мерзкая земля извергает одуванчики. У этого (которое сует бутылку кому-то из 3-го) изящные ноги но ее толстое лицо гнездится на твердой шее и она оскаливается (не умеет улыбаться? А что, никто не улыбается в Польше?) А вот хилый юноша; хватая к себе чумазого ребенка неуклюже, который машет, машет, пока наш дремотный поезд ковыляет прочь — он улыбается, идиотская дальняя редкая улыбка
после напрасных более чем внушений, что 100-марочные бумажки рано или поздно измельчают, знакомец Робинзон воодушевленно объявляет «dé jeuner[92] готов». Я сижу напротив[93]
ОТЕЛЬ СЕНТ-РЕДЖИС[94]
где Пятая Авеню Самая Сногсшибательная
на задней обложке меню, убийственно размахиваемого диковатым дремучевыглядящим детиной с ощутимо заклиненным взглядом, который (заслышав мою commande[95]), боязливо указывает сквозь свой Затвор на «petite cheval[96]». Дома местные, намекает он, все «tout neuf[97]». (Швейцарец. Едет в Москву с какой-то целью, мне непонятной; его встретят-куда бы он ни ездил, его везде встречают). Гордо тычет в нечто вроде значка на лацкане своего пиджака: могу разглядеть 3 луча. Из верхнего правого внутреннего кармана достает экземпляр побольше: замечаю 3 молние-вспышки, исходящие из 3 фаллических выпуклостей с надписью «динамо-магнето-стартер». Ниже напечатано какое-то таинственное слово. Блеснул каким-то блокнотом — с тем же напечатанным словом; и засунул руку в верхний левый карман: вынул какой-то электрод, с тем же самом словом. Показывает на лацкан; слово написано на этом самом нечто вроде. Я ничего не соображаю-«pourquoi?» «Instructeur»[98]. Слегка выше этого нечто вроде, алая божья коровка. Прибываем в N[99], говорит он, в 4.30 и никто не получит назад свой паспорт и всех выгонят из поезда и заставят раздеться; и «Вы курите кэмел». Добавив с сожалением, что вся земля вокруг нас (вся от Varsovie[100] и дальше) раньше была русской (пока я гляжу на разруху передвижных лесопилок)
само пересечение границыграниц случилось столь быстро и столь незаметно если не сказать мягко что я не понимал что произошло пока передо мной не промелькнули выпрыгивающие польские униформы, пара краснофлагов на недостроенном здании, и человек в полувыкопанной канаве смотрящий на свой забинтованный указательный палец