Приключения Оги Марча

- Пойдем перекусим! - сказал он, поскольку остановились мы возле «Энричи», а в витрине стояла ваза с парниковой клубникой. Официанты приветствовали Саймона как старого знакомого, но он, вместо того чтобы радоваться своей популярности, еле отвечал, не желая поддерживать беседу. Когда мы сели за столик и он снял шляпу, меня поразила его бледность.

- Что с тобой? Что случилось? - спросил я.

- Вчера вечером Рене пыталась покончить с собой, - ответил он. - Наглоталась снотворного. Я приехал, когда она уже теряла сознание. Тряс ее, бил по щекам. Заставил лечь в холодную ванну и пролежать там до прихода доктора. Она осталась жива. Теперь все в порядке.

- Она всерьез намеревалась это сделать?

- Доктор сказал, что настоящей угрозы для жизни не было. Возможно, она не знала, сколько таблеток следует принять.

- Что-то мне не верится.

- Мне тоже. Похоже, Рене симулировала самоубийство. Притворщица. Она такие штуки уже не раз проделывала.

Я с болью вспомнил все их ссоры и препирательства - бессмысленные и неразрешимые.

- Люди, знаешь, ко всему привыкают, - рассуждал между тем Саймон. - Увлекаешься как-то… Если платишь за удовольствие - еще куда ни шло. А бывает - удовольствия на грош, а платишь за мечту, на самом деле ничего не имея. Приходится платить! На то она и цена.

- Чем я могу тебе помочь?

- Например, толкнуть под поезд, - произнес он.

И начал рассказывать все по порядку. Шарлотта узнала о Рене.

- Наверно, она давно знала, - пояснил он, - но выжидала чего-то.

Еще бы Шарлотте не знать! Со всех сторон она только и слышала о Саймоне и при всем желании не могла бы о нем не думать. В округе его все знали.

- Пожалуйста, мистер Марч, угощайтесь, - сказал официант, ставя на стол клубнику.

Рене все время была рядом с Саймоном, они постоянно играли с огнем, словно напрашиваясь, чтобы их увидели вместе. Иначе зачем было Рене провожать Саймона до дверей? Однажды я нашел в машине брата ее золотой гребешок. Но он сказал только: -

- Вот растяпа чертова, - и сунул его в карман.

Трудно было предположить, что за два года Шарлотта не

обнаружила никаких улик - ни золотистых волосков, ни носовых платков, ни спичек в бардачке с этикеткой ресторана, в котором она не бывала. И вечерами, когда муж возвращался со шляпой и газетой в руке, вряд ли она не могла определить по его поцелую в щечку, натужным шуткам и фальшивому благодушию, что всего лишь за несколько минут, требуемых, чтобы поставить машину и подняться на лифте, он был с другой женщиной. Наверняка она все знала. Но, думаю, до поры Шарлотта говорила себе: «Чего я не видела собственными глазами, того и нет» - уловка не столько слепцов, сколько людей решительных и хитрых. Можно и в схватке с медведем, упираясь лбом в его шкуру, размышлять о том, как провести следующий уик-энд, кого пригласить на ужин и какие приборы поставить.

Люди типа Шарлотты - загадка. Возможно, она подозревала, что, подняв шум, спровоцирует Саймона на некие поспешные действия в силу свойственного ему романтизма и из чувства чести, и потому предпочитала медлить и проявлять осторожность.

Однажды она сказала мне:

- Твоему брату нужны деньги. Потеряв возможность тратить столько, сколько хочется, он бы погиб.

Помню, как оглоушила она меня тогда этим своим заключением. Было это знойным утром в их залитой солнцем гостиной, устланной коврами варварских расцветок, среди ваз, цветы в которых колыхало жаркое дыхание раскаленного воздуха. Шарлотта стояла - большая, массивная, в белом шелковом пеньюаре, и, несмотря на сигарету в мундштуке и ярко накрашенный рот, казалась мне очень суровой, не уступающей в жесткости всем Магнусам, ее дядьям и кузенам. Иными словами, она сообщала мне, что спасает Саймона от неминуемой гибели.

Но деньги Саймону и вправду требовались. Рене жила так же широко, как Шарлотта, и Саймону это казалось вполне справедливым. Кроме того, он и сам считал нужным держать марку и не дешевиться. Когда они с Шарлоттой поехали отдыхать во Флориду, то не прошло и дня, как туда же двинула и Рене, остановившись при этом в роскошнейшем из отелей. Саймона не смущали расходы. Его тяготила необходимость постоянно изворачиваться, плен неустанных забот. Он хотел сделать что-то наперекор жене, а в результате оказался практически двоеженцем.

Бедный Саймон! Мне было его очень жаль. Я горячо сочувствовал брату.

Все это время он твердил мне, что не воспринимает свой роман как нечто постоянное. Неужели? И сколько же будет длиться это временное состояние? Потом у него явилась мысль выдать Рене замуж за какого-нибудь толстосума. Я случайно оказался свидетелем их разговора на эту тему.

- Этот мужик, Кархем, - говорил Саймон, - с которым мы как-то случайно встретились в клубе, спрашивал о тебе. Он хочет тебя куда-нибудь пригласить.

- Никуда я с ним не пойду!

- Нет, пойдешь. Не будь идиоткой! Надо же тебя как-то устроить. У него полно денег, и он холостяк. Занимается дорожным строительством.