Вот каким образом строился их с Рене день. Чуть ли не каждое утро они встречались возле ее дома. Она ждала его машину на улице или сидя в соседнем ресторанчике. Потом сопровождала его до работы, но в офис не заходила, хотя все сотрудники знали о ней и были с ней знакомы. Пока он работал, она занималась своими делами - ездила по магазинам, выполняла его поручения или же коротала время за чтением журналов, ожидая, когда он освободится. Словом, весь день она была либо с ним, либо неподалеку, а вечером провожала его домой, чуть ли не до дверей, и к себе возвращалась на такси. И постоянно, что ни час, они ссорились - выкатив глаза, она кричала на него истошным голосом, так что жилы вздувались на шее, а он, взбешенный, готов был броситься на нее с кулаками и нередко даже делал это, но чаще лишь морщился и скрипел зубами от ярости. Он так и не починил передний, сломанный когда-то зуб, при виде которого в этом румяном, преуспевающем и таком арийском на первый взгляд джентльмене я угадывал черты мальчишки, которого Бабушка Лош отправила обслуживать столики в курортном отеле. Ссоры между ним и Рене обычно происходили из-за каких-нибудь перчаток, флакона «Шанель» или же служанки. Он доказывал, что служанка ей не нужна, поскольку дома Рене почти не бывает, а раз так, то какой смысл держать женщину, которой нечего делать? Но Рене не хотелось в чем- либо уступать Шарлотте. Она гналась за ней, наступая на пятки - появляясь в том же ночном клубе, покупая билеты на тот же мюзикл. Она следила за Шарлоттой и хорошо знала, как та выглядит и во что одевается, и требовала себе того же самого, и пока это касалось предметов относительно мелких - сумки, платья, туфель из кожи ящерицы, очков с переливающимися стеклами и ронсоновской зажигалки, - притязания ее легко можно было удовлетворить, но когда она захотела собственный автомобиль, такой же как у Шарлотты, это привело к скандалу.
- Попрошайка несчастная! - взревел Саймон. - У Шарлотты есть деньги! Можешь ты это понять?
- Но у нее нет того, что нужно тебе! А у меня - есть!
- Не только у тебя одной это есть! - возмутился он. - Миллионы женщин это имеют и могут составить тебе конкуренцию!
Один из тех редких случаев, когда Саймону было неприятно мое присутствие при скандале. Обычно я ему в подобных ситуациях не мешал. Рене же, пожелав, чтобы мы с ней узнали друг друга получше, тем самым все предусмотрела и как бы закрыла тему, практически со мной не разговаривая.
- Видишь теперь, какой он, твой брат! - вскричала она.
Нет, этого я не видел, в отличие от его постоянного раздражения - явного или скрытого.
Временами он взрывался:
- Почему ты не поехала вчера к доктору? Сколько можно кашлять и не обращать на это внимания? Откуда ты знаешь, что у тебя там засело в груди? - (Услышав это, я невольно покосился на ее грудь, которая под всеми мехами, шелками и роскошными лифчиками, вероятно, мало чем отличалась ото всех прочих.) - Нет, голубушка, у доктора ты не была, и не надо втирать мне очки! Я проверил, позвонил ему! Лгунья! Думала, я не отважусь узнать, как ты там, побоюсь, что это дойдет до Шарлотты? (Рене наблюдалась у того же доктора, что и Шарлотта, поскольку это был лучший из докторов.) Ну а я не побоялся! Ты к нему и носа не показывала! И это вечное вранье! Вечное! Ты просто не умеешь говорить правду! Даже в постели ты врешь, притворяешься! Даже когда говоришь, что любишь, - все это притворство!
Привожу это как пример раздражения под видом участия и заботы.
Я с нетерпением ждал, когда поправлюсь после операции и поеду на фронт. «Поскорее бы», - думал я. Но дело шло медленно, а пока я поступил на временную работу в компанию по продаже канцелярских принадлежностей. Место было отличное, и мне никогда бы его не видать, если бы не война и нехватка рабочей силы. Закрепившись в компании, я мог бы превратиться в заправского коммивояжера с поездками пару раз в месяц в Сент-Пол - покуривал бы одну за другой сигары в салон-вагоне, чтобы потом, неспешно сойдя с поезда, вдохнуть морозный воздух и подхватить под мышку портфолио с образцами продукции. Так нет же - мне идти на войну!
- Болван ты, дубина стоеросовая, - сетовал Саймон. - Я-то думал увидеть тебя солидным, средних лет джентльменом, а ты валяешь дурака, сам под пули лезешь! Охота тебе рисковать, валяться в дерьме и есть картофельные очистки! Что ж, попадешь в список погибших - пеняй на себя. Бедная Мама - единственный сын у нее удался! А обо мне ты подумал? Останусь один как перст! С деньгами, но без брата!
Однако я твердо шел к своей цели. К службе в армии меня все-таки признали непригодным, и я записался в торговый флот и ожидал отправки в Шипсхед-Бей на курсы подготовки.
С Саймоном я встретился случайно, столкнувшись нос к носу на Рэндольф-стрит. Он был сам не свой.