Горбун вытаращил глаза, как бы вне себя от изумления и негодования, затем, ловко высвободившись из рук доктора, изрыгнул залп омерзительных проклятий и вернулся в дом. Но не успел он закрыть дверь, как доктор, не вступая ни в какие переговоры, вошел в комнату. Он с беспокойством осмотрелся кругом: и мебель, и предметы, и даже расположение шкафов не соответствовали описанию Оливера.
– Ну? – сказал горбун, зорко следивший за ним. – Что это значит, почему вы насильно врываетесь в мой дом? Хотите меня ограбить или убить?
– Случалось вам, глупый вы старый кровопийца, видеть когда-нибудь, чтобы человек приезжал с этой целью в карете? – сказал вспыльчивый доктор.
– Так что же вам нужно? – крикнул горбун. – Убирайтесь, пока не поздно! Будьте вы прокляты!
– Уйду, когда сочту нужным, – сказал мистер Лосберн, заглядывая в другую комнату, которая, как и первая, не имела ни малейшего сходства с описанной Оливером. – Я еще до вас доберусь, приятель.
– Вот как! – огрызнулся отвратительный урод. – Если я вам буду нужен, вы найдете меня здесь. Я один-одинешенек двадцать пять лет сижу, совсем рехнулся, а вы еще меня запугиваете! Вы за это заплатите, да, заплатите!
И уродливый маленький демон поднял вой и в ярости стал плясать по комнате.
– Выходит довольно глупо, – пробормотал себе под нос доктор, – должно быть, мальчик ошибся. Вот, суньте это в карман и заткните глотку!
С этими словами он бросил горбуну монету и вернулся к экипажу.
Горбун следовал за ним до дверцы кареты, все время осыпая его гнусными ругательствами; когда же мистер Лосберн заговорил с кучером, он заглянул в карету и бросил на Оливера взгляд такой зоркий и пронизывающий и в то же время такой злобный и мстительный, что в течение нескольких месяцев мальчик вспоминал его и во сне, и наяву. Горбун продолжал омерзительно ругаться, пока кучер не занял своего места; а когда карета тронулась в путь, можно было издали видеть, как он топает ногами и рвет на себе волосы в припадке подлинного или притворного бешенства…
– Я – осел… – сказал доктор после долгого молчания. – Ты это знал раньше, Оливер?
– Нет, сэр.
– Ну, так не забывай этого в следующий раз. Осел! – повторил доктор, снова помолчав несколько минут. – Даже если бы это было то самое место и там оказались те самые люди, что бы я мог поделать один? А будь у меня помощники, я все же не знаю, какой вышел бы толк. Пожалуй, это привело бы к тому, что я сам попался бы, и обнаружилось бы неизбежно, каким образом я замолчал эту историю. Впрочем, поделом бы мне было. Вечно я попадаю в беду, действуя под влиянием импульса. Может быть, это пойдет мне на пользу.
Добрейший доктор и в самом деле всю свою жизнь действовал только под влиянием импульсов, и к немалой чести руководивших им импульсов служил тот факт, что он не только избег сколько-нибудь серьезных затруднений или неудач, но и пользовался глубоким уважением и привязанностью всех, кто его знал. Если же говорить правду, доктор одну-две минутки чувствовал некоторую досаду, ибо ему не удалось раздобыть доказательств, подтверждающих рассказ Оливера, когда впервые представился случай их получить. Впрочем, он скоро успокоился; убедившись, что Оливер отвечает на его вопросы так же непринужденно и последовательно и говорит, по-видимому, так же искренне и правдиво, как и раньше, он решил отныне относиться с полным доверием к его словам.
Так как Оливер знал название улицы, где проживал мистер Браунлоу, они поехали прямо туда. Когда карета свернула за угол, сердце Оливера забилось так сильно, что у него перехватило дыхание.
– Ну, мой мальчик, где же этот дом? – спросил мистер Лосберн.
– Вот он, вот! – воскликнул Оливер, нетерпеливо показывая в окно. – Белый дом. Ох, поезжайте быстрее! Пожалуйста, быстрее! Мне кажется, я вот-вот умру. Я весь дрожу.
– Ну-ну, – сказал добряк-доктор, похлопав его по плечу. – Сейчас ты увидишь, и они придут в восторг, узнав, что ты цел и невредим.
– О да, я надеюсь на это! – вскричал Оливер. – Они были так добры ко мне, очень, очень добры.
Карета мчалась дальше. Потом она остановилась. Нет, это не тот дом; следующая дверь. Еще несколько шагов, карета снова остановилась. Оливер посмотрел на окна. Слезы, вызванные радостным ожиданием, струились по его щекам.
Увы, в белом доме не было жильцов, и в окне виднелась табличка: «Сдается внаем».
– Постучите в следующую дверь! – крикнул мистер Лосберн, взяв за руку Оливера. – Не знаете ли вы, что сталось с мистером Браунлоу, который жил в соседнем доме?
Служанка не знала, но не прочь была навести справки. Вскоре она вернулась и сказала, что мистер Браунлоу распродал свое имущество и вот уже полтора месяца как уехал в Вест-Индию. Оливер сжал руки и без сил откинулся на спинку сиденья.
– А экономка его тоже уехала? – помолчав, спросил мистер Лосберн.
– Да, сэр, – ответила служанка. – Старый джентльмен, экономка и еще один джентльмен, приятель мистера Браунлоу, уехали все вместе.
– В таком случае поезжайте домой, – сказал мистер Лосберн кучеру, – и не останавливайтесь кормить лошадей, пока мы не выберемся из этого проклятого Лондона.