– Вот этот мальчик, – сказал мистер Лосберн шепотом, но тем не менее с большим жаром, – тот самый, который озорничал, был случайно ранен из самострела, когда забрался во владения мистера, как его там зовут, расположенные позади этого дома. Сегодня утром он приходит сюда за помощью, а его немедленно задерживает и грубо обходится с ним вот этот сообразительный джентльмен со свечой в руке, который подвергает его жизнь серьезной опасности, что я как врач могу удостоверить.
Господа Блетерс и Дафф посмотрели на мистера Джайлса, отрекомендованного таким образом. Ошеломленный дворецкий с лицом, выражающим и страх и замешательство, переводил взгляд с них на Оливера и с Оливера на мистера Лосберна.
– Полагаю, вы не намерены это отрицать? – спросил доктор, осторожно опуская Оливера на подушки.
– Я… хотел, чтобы было… чтобы было как можно лучше, сэр, – ответил Джайлс. – Право же, я думал, что это тот самый мальчишка, сэр, иначе я бы его не тронул. Я ведь не бесчувственный, сэр.
– Какой мальчишка? – спросил старший агент.
– Мальчишка грабителей, сэр, – ответил Джайлс. – С ними, конечно, был мальчишка.
– Ну? Вы и теперь так думаете? – спросил Блетерс.
– Что думаю теперь? – отозвался Джайлс, тупо глядя на допрашивающего.
– Думаете, что это тот самый мальчик, глупая вы голова! – нетерпеливо пояснил Блетерс.
– Не знаю. Право, не знаю, – с горестным видом сказал Джайлс. – Я бы не мог показать под присягой.
– Что же вы думаете? – спросил мистер Блетерс.
– Не знаю, что и думать, – ответил бедный Джайлс. – Думаю, что это не тот мальчик. Да я почти уверен, что это не он. Вы ведь знаете, что это не может быть он.
– Этот человек пьян, сэр? – осведомился Блетерс, повернувшись к доктору.
– Ну и тупоголовый же вы парень! – сказал Дафф с величайшим презрением, обращаясь к мистеру Джайлсу.
Во время этого короткого диалога мистер Лосберн щупал больному пульс; теперь он поднялся со стула, стоявшего у кровати, и заметил, что если у агентов еще осталось какое-нибудь сомнение, то не желают ли они выйти в соседнюю комнату и потолковать с Бритлсом.
Приняв это предложение, они отправились в смежную комнату, куда был призван мистер Бритлс, опутавший и себя и своего почтенного начальника такой изумительной паутиной новых противоречий и нелепостей, что ни одного факта не удалось выяснить, за исключением факта полной его, Бритлса, растерянности; впрочем, он заявил, что не узнал бы мальчишку, если бы его поставили сейчас перед ним, что он принял за него Оливера только благодаря утверждению Джайлса и что пять минут назад мистер Джайлс признался на кухне в своих опасениях, не слишком ли он поторопился.
Затем среди других остроумных предположений появилось и такое – действительно ли мистер Джайлс кого-то подстрелил; когда же был осмотрен пистолет, парный с тем, из которого стрелял Джайлс, в нем не обнаружилось заряда более разрушительного, чем порох и пыж. Это открытие произвело чрезвычайное впечатление на всех, кроме доктора, который минут десять тому назад вынул пулю. Но наибольшее впечатление произвело оно на самого мистера Джайлса, который в течение нескольких часов, терзаясь опасениями, не ранил ли он смертельно своего ближнего, с восторгом ухватился за эту новую идею и всеми силами ее поддерживал.
В конце концов агенты, не слишком утруждая себя мыслями об Оливере, оставили в доме его и констебля из Чертси и отправились ночевать в город, обещав вернуться утром.
А наутро распространился слух, что в Кингстонскую тюрьму посадили двух мужчин и мальчика, арестованных прошлой ночью при подозрительных обстоятельствах, и господа Блетерс и Дафф отправились в Кингстон. Впрочем, при расследовании подозрительные обстоятельства свелись к тому, что этих людей обнаружили спящими под стогом сена, каковой факт, хотя и является тягчайшим преступлением, наказуется только заключением в тюрьму и, с точки зрения милостивого английского закона с его всеобъемлющей любовью к королевским подданным, почитается при отсутствии других улик недостаточным доказательством того, что спящий или спящие совершили кражу со взломом и, стало быть, заслуживают смертной казни. Господа Блетерс и Дафф вернулись не умнее, чем уехали.
Короче говоря, после новых допросов и бесконечных разговоров местный мировой судья охотно принял поручительство миссис Мэйли и мистера Лосберна в том, что Оливер явится, если когда-нибудь его вызовут, а Блетерс и Дафф, награжденные двумя гинеями, вернулись в город, не сходясь во мнении о предмете своей экспедиции: сей последний джентльмен, по зрелом обсуждении всех обстоятельств, склонялся к уверенности, что покушение на кражу со взломом было совершено Семейным Петом, а первый готов был в равной мере приписать всю заслугу великому Проныре Чикуиду.