Приключения Оливера Твиста

Обе служанки бросились наверх сообщить о том, что мистер Джайлс поймал грабителя, а лудильщик старался привести в чувство Оливера, чтобы тот не умер раньше, чем его можно будет повесить. Среди этого шума и суматохи послышался нежный женский голос, сразу водворивший тишину.

– Джайлс! – прошептал голос с верхней площадки лестницы.

– Я здесь, мисс, – отозвался мистер Джайлс. – Не пугайтесь, мисс, я не очень пострадал. Он не оказывал отчаянного сопротивления, мисс! Я быстро с ним справился.

– Тише! – сказала молодая леди. – Вы пугаете мою тетю не меньше, чем напугали ее воры… Бедняжка, он тяжело ранен!

– Ужасно, мисс! – ответил Джайлс с неописуемым самодовольством.

– Похоже на то, что он сейчас помрет, мисс, – заорал Бритлс тем же голосом. – Не угодно ли вам спуститься вниз и поглядеть на него, мисс, на случай если он помрет!

– Будьте добры, пожалуйста, потише! – сказала леди. – Подождите тихонько одну минутку, пока я переговорю с тетей.

И она вышла, – поступь у нее была такая же мягкая, как и голос. Вскоре она вернулась и отдала распоряжение, чтобы раненого осторожно перенесли наверх, в комнату мистера Джайлса, а Бритлс пусть оседлает пони и немедленно отправляется в Чертси, откуда должен как можно скорее прислать констебля и доктора.

– Не хотите ли взглянуть на него сначала, мисс? – спросил мистер Джайлс с такой гордостью, как будто Оливер был птицей с диковинным опереньем, которую он ловко подстрелил. – Один разочек, мисс?

– Нет, не сейчас, ни за что на свете, – ответила молодая леди. – Бедняжка! О Джайлс, обращайтесь с ним ласково ради меня!

Старый слуга посмотрел на говорившую, когда она повернулась, чтобы уйти, с такой гордостью и восхищением, словно она была его детищем. Потом, наклонившись к Оливеру, он заботливо и осторожно, как женщина, помог перенести его наверх.

Глава XXIX сообщает предварительные сведения об обитателях дома, в котором нашел пристанище Оливер

В уютной комнате, хотя обстановка ее свидетельствовала скорее о старомодном комфорте, чем о современной роскоши, сидели за изысканно сервированным завтраком две леди. Им прислуживал мистер Джайлс, одетый в благопристойную черную пару. Он занимал позицию на полпути между буфетом и столом; выпрямившись во весь рост, откинув голову и слегка склонив ее набок, левую ногу выставив вперед, а правую руку заложив за борт жилета, тогда как в опущенной левой руке у него был поднос, он имел вид человека, который с большой приятностью сознает собственные свои заслуги и значение.

Что касается двух леди, то одна была уже пожилой, но держалась так же прямо, как высокая спинка дубового кресла, в котором она сидела. Одетая очень изысканно и строго в старомодное платье, причудливо допускающее некоторые уступки последней моде, которые не только не вредили общему впечатлению, но скорее изящно подчеркивали старый стиль, она сидела с величественным видом, сложив перед собой руки на столе. Глаза ее (а годы почти не затуманили их блеска) смотрели пристально на молодую ее собеседницу.

Для младшей леди наступил очаровательный расцвет, весенняя пора женственности – тот возраст, когда, не впадая в кощунство, можно предположить, что в подобные создания вселяются ангелы, если Бог, во имя благих своих целей, когда-нибудь заключает их в смертную оболочку.

Ей было не больше семнадцати лет. Облик ее был так хрупок и безупречен, так нежен и кроток, так чист и прекрасен, что казалось, земля – не ее стихия, а грубые земные существа – не подходящие для нее спутники. Даже ум, светившийся в ее глубоких синих глазах и запечатленный на благородном челе, казалось, не соответствовал ни возрасту ее, ни этому миру; но мягкость и добросердечие, тысячи отблесков света, озарявших ее лицо и не оставлявших на нем тени, а главное, улыбка, прелестная, радостная улыбка, были созданы для семьи, для мира и счастья у домашнего очага.

Она усердно хозяйничала за столом. Случайно подняв глаза в ту минуту, когда старая леди смотрела на нее, она весело откинула со лба волосы, скромно причесанные, и ее сияющий взор выразил столько любви и подлинной нежности, что духи небесные улыбнулись бы, на нее глядя.

– Уже больше часу прошло, как уехал Бритлс, не правда ли? – помолчав, спросила старая леди.

– Час двадцать минут, сударыня, – ответил мистер Джайлс, справившись по часам, которые вытащил за черную ленту.

– Он всегда медлит, – сказала старая леди.

– Бритлс всегда был неповоротливым парнишкой, сударыня, – отозвался слуга.

Кстати, если принять во внимание, что Бритлс был неповоротливым парнишкой вот уже тридцать лет, казалось маловероятным, чтобы он когда-нибудь сделался проворным.

– Мне кажется, что он становится не лучше, а хуже, – заметила пожилая леди.

– Совершенно непростительно, если он мешкает, играя с другими мальчиками, – улыбаясь, сказала молодая леди.