Приключения Оливера Твиста

– А теперь, – прошептал доктор, тихонько поворачивая ручку двери в спальню, – послушаем, что вы о нем скажете. Он давненько не брился, но тем не менее вид у него совсем не свирепый. А впрочем, постойте! Сначала я посмотрю, готов ли он к приему гостей.

Опередив их, он заглянул в комнату. Потом, дав знак следовать за ним, впустил их, закрыл за ними дверь и осторожно откинул полог кровати. На ней вместо закоснелого, мрачного злодея, которого ожидали они увидеть, лежал худой, измученный болью ребенок, погруженный в глубокий сон. Раненая его рука в лубке лежала на груди; голова покоилась на другой руке, полускрытой длинными волосами, разметавшимися по подушке.

Достойный джентльмен придерживал полог рукой и с минуту смотрел на мальчика молча. Пока он наблюдал пациента, молодая леди тихонько проскользнула мимо него и, опустившись на стул у кровати, откинула волосы с лица Оливера. Когда она наклонилась к нему, ее слезы упали ему на лоб.

Мальчик зашевелился и улыбнулся во сне, словно эти знаки жалости и сострадания пробудили какую-то приятную мечту о любви и ласке, которых он никогда не знал. Так же точно нежная мелодия, журчание воды в тишине, запах цветка или знакомое слово иной раз внезапно вызывают смутное воспоминание о том, чего никогда не было в этой жизни, – воспоминание, которое исчезает, как вздох, которое пробуждено какой-то мимолетной мыслью о более счастливом существовании, давно минувшем, – воспоминание, которое нельзя вызвать сознательным напряжением памяти.

– Что же это значит? – воскликнула пожилая леди. – Этот бедный ребенок не мог быть подручным грабителей.

– Порок находит себе пристанище во многих храмах, – со вздохом сказал врач, опуская полог. – И кто может сказать, что ему не служит обителью прекрасная оболочка?

– Но в таком юном возрасте? – возразила Роз.

– Милая моя молодая леди, – произнес врач, горестно покачивая головой, – преступление, как и смерть, простирает свою власть не только на старых и дряхлых. Самые юные и прекрасные слишком часто бывают повинны в нем.

– Но неужели… о, неужели вы можете допустить, что этот хрупкий мальчик был добровольным сообщником самых отвратительных отщепенцев? – сказала Роз.

Доктор покачал головой, давая понять, что это весьма возможно; предупредив, чтоб они не потревожили больного, он повел их в соседнюю комнату.

– Но даже если он развращен, – продолжала Роз, – подумайте, как он молод. Подумайте, что, быть может, он никогда не знал ни материнской любви, ни домашнего уюта. Может быть, дурное обращение, побои или голод заставили его сойтись с людьми, которые принудили его пойти на преступление… Тетя, милая тетя, ради Бога, подумайте об этом, прежде чем позволите бросить этого больного ребенка в тюрьму, где, конечно, будет погребена последняя надежда на его исправление! О, вы меня любите, вы знаете, что благодаря вашей ласке и доброте я никогда не чувствовала своего сиротства, но я могла бы его почувствовать, могла быть такой же беспомощной и беззащитной, как это бедное дитя! Так сжальтесь же над ним, пока еще не поздно!

– Дорогая моя, – сказала пожилая леди, прижимая к груди плачущую девушку, – неужели ты думаешь, что я трону хоть один волосок на его голове?

– О нет! – с жаром воскликнула Роз.

– Конечно, нет, – подтвердила старая леди. – Жизнь моя клонится к закату, и я в надежде на милосердие ко мне стараюсь быть милосердной к людям… Что мне делать, чтобы спасти его, сэр?

– Дайте подумать, сударыня, – сказал доктор, – дайте подумать…

Мистер Лосберн засунул руки в карманы и несколько раз прошелся взад и вперед по комнате, часто останавливаясь, приподнимаясь на цыпочках и грозно хмурясь. Многократно восклицая: «Придумал!» и «Нет, не то!» – он снова принимался ходить с нахмуренными бровями и наконец остановился и произнес:

– Мне кажется, если вы мне позволите как следует припугнуть Джайлса и мальчугана Бритлса, я с этим делом справлюсь. Знаю, что Джайлс – преданный человек и старый слуга, но у вас есть тысяча способов поладить с ним и вдобавок наградить за меткую стрельбу. Вы против этого не возражаете?

– Если нет другого способа спасти ребенка, – ответила миссис Мэйли.

– Никакого другого способа нет, – сказал доктор. – Никакого! Можете поверить мне на слово.

– В таком случае тетя облекает вас неограниченной властью, – улыбаясь сквозь слезы, сказала Роз. – Но прошу вас, не будьте с этими беднягами строже, чем это необходимо.

– Вы как будто считаете, мисс Роз, – возразил доктор, – что сегодня все, кроме вас, склонны к жестокосердию. Могу лишь надеяться, ради блага подрастающих представителей мужского пола, что первый же достойный юноша, который будет взывать к вашему состраданию, найдет вас в таком же чувствительном и мягкосердечном расположении духа. И хотел бы я быть юношей, чтобы тут же воспользоваться таким благоприятным случаем, какой представляется сегодня.

– Вы такой же взрослый ребенок, как и бедняга Бритлс, – зардевшись, сказала Роз.