— Malar Doue! Malar Doue!.
— Malar Doue… — повторил Кайпун гортанным голосом, как будто это бретонское восклицание напомнило ему что-то знакомое.
— Но ведь это ты… сын Жанны… бедный мой юнга…
— Э!.. Э!..
— Помнишь море? Помнишь нашу старую Бретань? Помнишь скалы Ле-Конке?
Дикарь тупо молчал.
— Ну же, — продолжал Пьер, задыхаясь от волнения, — не может быть, чтоб ты этого не помнил… Неужели ты не помнишь свою мать Жанну?
— Мать? — переспросил дикарь.
— Да… Помнишь песню, которую она пела, убаюкивая тебя, когда твой отец, храбрый лоцман Кербегель, выходил на утлом челноке в море навстречу свирепым валам?
И Пьер сдавленным голосом запел бретонскую песню:
Кайпун задрожал. Он сделал чрезмерное усилие припомнить, как дальше, и подхватил полубессознательно:
И бедняга разрыдался, как женщина.
ГЛАВА X
— Видя, что этот молодец пяти футов десяти дюймов ростом пятится на меня, я подумал: «Берегись, Пьер де Галь, а то он опрокинет тебя, как фрегат лодку». Я встал покрепче, как вкопанный, и встретил носом подходивший корабль. Я уперся в него руками и не пускаю, а он говорит мне как ни в чем не бывало по-французски: «Merci!» Это французское слово, сказанное бог весть где человеком, на которого напали четыре негодяя и который душил двух из них голыми руками, очень удивило меня.
— Представляю, — сказал Фрике, внимательно слушавший рассказ старого боцмана.
— «Рад стараться, земляк», — отвечаю я первое, что пришло в голову. «Вы француз?» — говорит он мне. А сам все крепче и крепче сжимает железными лапами двух пиратов, которые отчаянно хрипят. «Да, — отвечаю я, — рад стараться. А что француз — это верно, и притом бретонец». — «Ну, будьте так добры, разберитесь с двумя другими негодяями, а то им очень хочется меня зарезать. После мы с вами поговорим». Господин Андре, доктор и Мажесте все еще барахтались среди водорослей. Я пристал к берегу раньше их, воспользовавшись обломком лодки, на котором и приплыл. Видя, что незнакомец в опасности, я поспешил к нему на помощь.
— Вот что, старина, — перебил Фрике рассказчика, — ты рассказываешь очень хорошо, но остановись на минутку и дай мне разобраться. То, о чем ты теперь говоришь, произошло после столкновения пароходов. Мы тонули. Пока я барахтался в воде, вы нашли себе место в другой шлюпке.
— Так точно.
— Проплавав до утра, вы очутились недалеко от берега, и вас подхватило течением… Шлюпка налетела на скалы и, разумеется, разбилась. Сбежались прибрежные жители, но вместо того, чтобы оказать вам помощь, принялись вас грабить, будучи не прочь даже зарезать, в случае необходимости, как цыплят.
— Но цыплята оказались петухами, умеющими за себя постоять…
— Само собой. В ту минуту, когда ты выходил на берег, подбежал какой-то человек, видимо, намереваясь помочь вам. Негодяи, видя, что он не их поля ягода, кинулись на него. Но он мужественно встретил нападение. Встав к тебе спиною, схватил в каждую руку по грабителю, а ты в это время работал кулаками изо всех сил.
— Совершенно верно. В эту минуту он и сказал мне «merci». Негодяи вынули ножи. Со мной был только гвоздь, которым чистят трубки. Для человека с пустыми руками и нож — опасное оружие. На берегу валялось много валунов. Я поднял один из них, выбрав поувесистее, завязал в платок, подбежал к грабителям и… раз, раз, направо-налево… Первый негодяй растянулся на земле с пробитым виском. «Славно! — подумал я. — Одного успокоил!» За ним пришла очередь второго, который увернулся раза два и тоже упал, обливаясь кровью. Между тем молодчик окончил свое дело. Два пирата почти задохнулись. Он отшвырнул их на камни и обернулся ко мне. Ну, как водится, протянул руки. Пожал как следует, крепко, сердечно. Я тоже.
И мы подружились. Взглянул я на его физиономию. Ничего, приятная. Глаза маленькие, голубые, быстрые. Бородка рыжеватая, причесанная, на лбу здоровенный рубец. Одет в синюю фланелевую куртку с медалью в петлице. Вижу, что парень хороший, и радуюсь, что встретился с товарищем, с такой же морской крысой, как сам.