Приключения Петра Макарыча, корреспондента Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "свобода" (СИ)

Поэтому корреспондент Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "Свобода" с достоинством наполнил стаканы, которые под воздействием девяностодевятиградусной чачи из глубоковредных скважин Панкисского ущелья превращались в пузатые чаши с чертиками по ободам, и спросил Эпикура.

- А почему ты решил, что святой Трансмиссий кем-то подослан?

Философ перекинул растягивающуюся в размерах правую руку через левое плечо и почесал третье от левого уха правостороннее ребро. Это означало: "За нами следят".

Действительно, за третьим столом по диагонали от четвертого окна по левой стороне, окунувшись передней частью лица в салат с морскими водорослями, храпел, присвистывая, человек в форме офицера Службы Внешней Разделки.

Судя по звездам, это был подполковник. Из дупла правого уха отдыхающего торчала портативная видеокамера, направленная на Родэновского "Мыслителя". Макарыч встал из-за пенька, взял вазу с черной икрой, подошел к товарищу, нацедил в ладонь фальшивой зернистой и тщательно залепил ею миниатюрный, 20 на 20 см, дисплей.

- Вот так каждый раз! - устало бросил репортер, вернувшись к философскому пеньку. - Когда я впервые в качестве корреспондента Радиорубки отправился в поездку по советской тогда еще России, в оружейную Тулу, то ко мне уже в электричке прилипли сразу трое ребятишек.

Пара села по бокам, а третий, с бычьим глазом и орлиной губой, устроился напротив. Он начал издалека, как водится у этих пареньков, и на чистейшем литературном.

"А Вы , - загнусавил, - сыновьим часом не сукина ли сало-шпиговская дочь? А то ведь перекройка вместе со свежими котлетами прокручивает в нас и разобранные гнилопакостные бифштексы.

Глазницы размыты, как бешеные сучки во время течки, вот гнилозубастая Западня и зашпындюривает к нам в избу под видом турь-истов и журналь-истов разных крысь-истых парадизов и шпинатов.

Радиобурка Пантомима-Америгадского Парфюрерного Фабрициуса "Торговая Слобода", та самая, что завесла у нас под боком в граде барона Мюнхгаузена, и под харей мыльницы и стерильной парашки вот уже четыре с лишним века неустанище клевещает и подрыващает обновы заветоскотского градострогибельства, таперича совсем раскудахталась, как заморговский петушина у Алессандро Петруччио Царь-Пушки в "Руслине под Людманом".

Засим сорвалась Радиобурка с цепяры, как учебный котяра с лукоморговского дуба, денно и нощно каркает волчарой, да шаркает слонярой о скороспелом крышевании нашего широкозадого Заветоскотского Соуса.

Вы, ненакором, не из этиловой ли самкой осьминожьей гнездяры? Нет? А уж ващно похожопе! По чему? Да по физии! У всех этих хищноногих хвырей хари хитрорукие, хак у хитромордых харьков из хитрозадого Харькива".

В этот ответственный момент исторического экскурса в град самоваров и свинцовоизрыгающих игрушек чача из глубоко-вредных скважин Панкисского ущелья взяла Макарыча за шкирку и затрясла, как Грабинатор Мэворов, возомнивших о финансовой самостоятельности в связи с принятием Закона о местном самоуправстве.

Эпикуров стало двое. Репортер щелкнул пробкой канистры, освежил чашу, вырядившуюся в форму сатанинской пентаграммы, и немедленно накатил. Ницшеашвили утроился.

Официант-палестинец, с наколкой портрета Ясира Арафата на гладком черепе, приволок горячее. Макарыч вскарабкался на краешек философского пенька и внимательно осмотрел произведение искусства.

Покойный отец-основатель Организации Освобождения Палестины был тоже абсолютно без волос и чисто выбрит, да еще с черной повязкой на глазах.

Блюдо с грузинским карпом в аджарском пивном соусе, предназначенное Покрышкину, отправленному в бильярдную на "скамейку запасных", хозяин заведения велел отправить офицеру Службы Внешней Разделки, ведущему за философским пеньком ушное видеонаблюдение. К тому времени он очухался, вынул анфас из салата с морскими водорослями, снял с левой ходули коричневый ботинок с пожелтевшим, видимо, от солнца, носком, и старательно счищал им липовый "Астраханский суррогат" с морды лица видеостукача.

Это была многострадальная гидра, порозовевшая, поголубевшая, и, в конце-концов, поседевшая в неистовых схватках с вражескими агентами всех расцветок.

"Народные массы умнее и постояннее Государя!" - официант с огромным подносом на голове, прикрывающим наколку от любопытных глаз, провозгласил наименование блюда.

Подполковник Службы Внешней Разделки, в прошлом резидент Первого Главного Управления (Внешняя Разделка) Рыцарства Плаща и Кинжала в Израиле, от зоркого глаза которого не укрылось палестинское клеймо официанта, решил, что это пароль связника, или же сигнал от отца, бесследно сгинувшего в Секторе Газа много лет назад.

Он швырнул видеоябеду на пол, вскочил по стойке "смирно", приложил желтый, в черную крапинку носок к пустой голове и отчеканил: "Служу Советскому Союзу!".