Приключения Пиноккио

— Теперь поди на речку, зачерпни) два ведра воды и полей посев, а я посторожу.

У Пиноккио не было ведра. Он зачерпнул воды в башмаки, полил ямку и спросил Лису:

— А теперь что?

— Ничего, — сказала Лиса. — Теперь мы пойдем по делам, а ты погуляй в городе и приходи сюда через полчаса. Дерево вырастет и на ветках будут висеть золотые монеты. Собирай, да клади в карман.

Пиноккио не знал, как благодарить добрых друзей.

У Пиноккио крадут золотые монеты

Пиноккио пошел бродить по городу, скука, грязище.

«Эх скорее бы полчаса прошло! А что, — думал он, — а что, если вместо двух с половиной тысяч, да там их будет целых пять? А если десять?… А вдруг сто?… Тогда куплю дворец, целый полк деревянных солдатиков, будет у меня полная кладовая пирогов, тортов со сливками… Тысяча пудов шоколаду»…

Он не вытерпел и побежал обратно. Вот, наконец, и поле… Но что-то не видно никакого дерева…

Пиноккио подошел к тому месту, где вырыл ямку, — как есть ничего нет. Задумался Пиноккио, поскреб в затылке. Стоял как дурак, и вдруг услыхал — неподалеку кто-то насмешливо смеется. Пиноккио поднял голову. На ветке дуба сидел огромный бесхвостый общипанный попугай и хохотал, как сумасшедший.

— Чего ты смеешься, дурак! — рассердился Пиноккио.

— Смешно, потому что я чешусь и сам себя щекочу под крыльями…

Пиноккио ничего не ответил нахалу, пошел к речке, зачерпнул в башмаки воды и полил землю над ямой. А попугай так и покатывался со смеху.

— Невежа! Чего скалишь зубы?

— Смеюсь над дураками, которых так легко провести за нос!

— Надо мной смеешься?

— Над тобой, конечно! Наконец-то ты угадал! Ну где же это видано, чтобы деньги сажали, точно фасоль или тыкву! Я тоже однажды поверил такому вранью, и, видишь, поплатился почти всеми моими перышками.

— Что ты, дурак несчастный, болтаешь, — сказал Пиноккио, — холодея от страха.

— Ха-ха-ха, Пиноккио, — покатывался попугай, — пока ты был в городе, Лиса с Котом вырыли твои денежки и удрали со всех ног.

Все еще не веря, Пиноккио бросился разрывать ямку. Рыл, рыл, вырыл огромную яму, — а золотые ау, — как сквозь землю провалились.

Что есть духу побежал Пиноккио в город, прямо в суд с жалобой на грабителей. Судьей в городе «Лови Дураков» была огромная обезьяна из породы горилл, — старая, злющая обезьяна с длинной седой бородой, в золотых очках без стекол. Носила она их для важности.

Пиноккио рассказал все, как было, от начала до конца. Обезьяна выслушала его милостиво и даже казалась растроганной его бедствиями, и, когда Пиноккио кончил, протянула ему лапу и позвонила в колокольчик.

На зов сейчас же вошли на задних лапах два бульдога, одетые солдатами, и, взяв под козырек, вытянулись в струну. Судья показал им пальцем на Пиноккио и сказал:

— У этого дурака украли четыре золотые монеты. Отведите-ка его в тюрьму.

Пиноккио умолял отпустить его. Он даже не понимал, за что его осудили, кричал, рвался из рук у солдат, но все было напрасно. Ему заткнули рот и потащили, как поросенка.

Четыре месяца, четыре долгих, как годы, месяца, без всякой вины просидел Пиноккио в тюрьме. Может быть, сидел бы он и гораздо дольше, если бы не счастливый случай: в этой стране случилась небольшая революция, — самая пустяшная. Но все же было решено выпустить из тюрьмы всех, кто там сидел. Пиноккио освободили.

Пиноккио хочет вернуться к Волшебнице, но…

Выйдя из ворот тюрьмы Пиноккио плюнул, выругался и сейчас же ушел из проклятого городишки. Он побежал по дороге, ведущей к владеньям Волшебницы. После долгих дождей все дороги размыло, грязь была непролазная, по колено, канавы полны водой, но Пиноккио перескакивал их, как охотничья собака.

По дороге он жестоко раскаивался: «кто во всем виноват? Сам, сам во всем виноват… Что подумает обо мне Волшебница?… Что подумает бедный папа Карло?… Ах, Боже мой! Сроду не буду больше гадким, противным, непослушным, глупым, разиней… Ну, уже теперь я исправлюсь»…

Эти размышления прервались самым неожиданным образом.

Огромная зеленая Змея, с пышущими огнем глазами, с хвостом, дымящим, как печная труба, лежала поперек дороги. Пиноккио перепугался до смерти, стрекнул в кусты, уселся на камешке и стал ждать, когда Змея уползет по своим делам. Прошел час, и два, и три, а Змея не уползала по своим делам. Тогда Пиноккио набрался храбрости, на цыпочках подошел к чудовищу и тоненьким голоском вежливо сказал:

— Извините, пожалуйста, многоуважаемая Змея, вас не затруднило бы подвинуться немножко с дороги и пропустить меня пройти?

Но слова его, как от стены горох! Змея молчит, лежит, как бревно.

Тогда Пиноккио тем же тоненьким голоском во второй раз сказал:

— Извините за беспокойство, многоуважаемая Змея, но я спешу домой, меня ждет папа Карло, с которым мы не видались четыре месяца.

Змея молчит, будто заснула или окоченела, — глаза закрыла и даже из хвоста перестал идти дым.

— Да она издохла! — обрадовался Пиноккио. — Мы теперь через нее перескочим!

Но не успел он поднять ногу, как Змея развернулась, будто пружина, и разинула ужасную пасть.