Несмотря на плачевные обстоятельства нашей компании и на наше опасное положение – мы были окружены враждебными индейцами, – мы испытали крайнее удовольствие от встречи в дикости. Так неодолимо дружба торжествует над неудачами, что скорби и лишения исчезают при встрече не только настоящих друзей, но и отдалённых знакомых, и их заменяет счастье.
Вскоре после этого Джон Стюарт, мой товарищ по плену, был убит дикарями, а человек, который пришёл с моим братом, вернулся домой. Мы оказались в опасном, безнадёжном положении. Мы ежедневно подвергались риску быть убитыми дикарями или зверями в стране, где, кроме нас, не было белых людей.
Хотя мы находились в мрачных диких местах, за многие сотни миль от своей семьи, думаю, что немногие испытывали счастье, равное нашему. Я часто наблюдал за своим братом. Как же мало природа требует для того, чтобы быть довольным. Блаженство, спутник довольства, следует искать, прежде всего, в своих сердцах, а не во внешних развлечениях. Я твёрдо верю, что человеку, в каком бы положении он ни оказался, для счастья не требуется ничего, кроме философии. Она состоит в полной покорности воле провидения, а покорная душа отыщет удовольствие даже на тропах, усеянных шипами и терниями.
Мы не пребывали в праздности, но каждый день охотились и построили хижину, чтобы защититься от зимних бурь. Зимой нас никто не тревожил, и первого мая 1770 года мой брат вернулся домой за новыми лошадьми и снаряжением, оставив меня одного, без хлеба, соли и сахара, даже без моих безмолвных товарищей – лошади и собаки. Признаюсь, я никогда прежде не испытывал такой величайшей необходимости в философии и стойкости. Гнетущие образы возлюбленной жены и семьи, которые тревожились из-за моего отсутствия и сложившегося положения, вставали перед моим взором. Тысячи ужасных предчувствий рождались в моём уме и, несомненно, склонили бы меня к меланхолии, если бы я потворствовал им и дальше.
Однажды я предпринял обход окрестностей, и разнообразие и красоты природы, которые я встретил в это чарующее время года, изгнали все угрюмые и досадные мысли. Ближе к исходу дня лёгкий ветерок прекратился и предоставил местность полнейшему спокойствию. Ни один лист не колыхался. Я достиг вершины горного хребта и, оглядевшись, с изумлённым восхищением узрел внизу бескрайнюю равнину, прелестнейший уголок земли. На другой стороне я видел знаменитую реку Огайо, которая с молчаливым достоинством катила свои волны и с непостижимой грандиозностью отмечала западную границу Кентукки. Вдали я видел горы, которые своими древними выступами пронизали облака. Всё было тихо. Я развёл костёр возле ручья с пресной водой и поужинал филе оленя, убитого мною несколько часов назад. Скоро мрачные ночные призраки захватили весь небосклон, и земля, казалось, задыхалась в парившей влажности. Дневная прогулка утомила моё тело и отвлекла моё воображение. Я лёг спать и не просыпался, пока солнце не рассеяло тьму. Я продолжил обход и за несколько дней исследовал значительную часть окрестностей, каждый день наслаждаясь так же, как в первый. Я вернулся в свой старый лагерь, который в моё отсутствие никто не потревожил. Я не всегда оставался в нём и часто спал в густом тростнике, надеясь избежать дикарей, которые, думаю, часто посещали лагерь, но, к счастью, в моё отсутствие. В таком положении я постоянно рисковал быть убитым. Сколь печально такое положение для человека, мучимого страхом, поскольку страх напрасен, если опасности нет, а если опасность есть, то он только умножает боль. На моё счастье, я был лишен этого досаждающего чувства, хотя у меня были величайшие причины подпасть под его влияние. В ночные часы меня занимали крадущиеся волки с их беспрестанным воем, а днём в этих обширных лесах перед моим взором всегда были всевозможные виды животных.
Я был окружён изобилием в самой гуще нужды. Я был счастлив в гуще опасностей и беспокойств. При таком разнообразии я просто не мог впасть в меланхолию. Никакие населённые города с их торговлей и величественными сооружениями не могли доставить мне такого удовольствия, как красоты природы, которые я здесь находил.
Так, в непрерывных лесных удовольствиях я провёл время до 27-го июля, когда, к своему великому блаженству, я встретился с братом в нашем старом лагере, как мы и договаривались. Скоро мы решили, что оставаться здесь дольше небезопасно, и покинули это место. Мы отправились на реку Камберленд и исследовали эту часть страны до марта 1771 года, дав названия многим водным источникам.
Вскоре я вернулся домой, к своей семье. Я был полон решимости как можно скорее взять их собой, чтобы вместе жить в Кентукки, который, несмотря на риск для моей жизни и моего достатка, я считал вторым раем.