Приключения полковника Дэниела Буна

Индейцы в это время держали своих воинов в разных отрядах. Они нападали на крепости, препятствуя им помогать друг другу, и причиняли много вреда расстроенным обитателям.

Девятнадцатого числа форт полковника Логана был осаждён отрядом из двухсот индейцев. Во время этой ужасающей осады индейцы причинили множество повреждений, расстроили крепость, в которой было всего пятнадцать человек, убили двух человек и ранили одного. Потери неприятеля неизвестны, поскольку индейцы обыкновенно уносят своих мертвецов с поля битвы. Форт полковника Хэррода защищало всего лишь шестьдесят пять человек, а Бунсборо – двадцать два. Во всей стране, включая Водопады Огайо, было совсем немного фортов и белых людей, и все они находились на значительном расстоянии друг от друга. Лишь горстка в сравнении с бесчисленными воинами, распространёнными по всей стране и намеревавшимися производить всякий, который только может измыслить варварский ум дикаря. Мы испытывали такие лишения, которые не поддаются описанию.

Двадцать пятого числа из Северной Каролины прибыло пополнение в сорок пять человек, а двадцатого августа из Виргинии прибыл полковник Боумен с сотней человек. Сейчас мы усилились, и в течение шести недель в том или ином месте почти каждый день завязывались стычки с индейцами.

Сейчас, будучи повержены в почти каждой битве, дикари на собственном опыте осознали превосходство «длинных ножей», как они называли виргинцев. Дела приняли другой оборот, и неприятель лишь тайно причинял повреждения, не рискуя начинать открытую войну.

Первого января 1778 года с партией из тридцати человек я отправился к Голубым солончакам на реке Ликинг, чтобы доставить соль в несколько крепостей страны.

Седьмого февраля, когда я охотился, чтобы обеспечить своих товарищей мясом, я встретил отряд из ста-двухсот индейцев и двух французов. Они следовали на Бунсборо, который особенно притягивал неприятеля.

Они погнались за мной и схватили меня. Восьмого числа они привели меня на Голубые солончаки, где было двадцать семь человек из моей партии, включая тех трёх, что ранее вернулись домой с солью. Понимая, что бегство невозможно, я капитулировал перед неприятелем и дал знак своим людям, чтобы они не сопротивлялись и сдались в плен.

Перед моей капитуляцией индейцы обещали мне великодушное обхождение и впоследствии полностью сдержали обещание. Мы в качестве пленников последовали в Старый Челикот – важный индейский город, что на Маленькой Майами. Туда мы прибыли восемнадцатого февраля после тяжёлого путешествия при крайне суровой погоде и удостоились самого лучшего обхождения, которое можно было ожидать от дикарей. Десятого марта сорок индейцев отвели меня и десять моих людей в Детройт, куда мы прибыли тринадцатого числа. Губернатор Гамильтон, британский командир этого поста, обходился с нами с великим человеколюбием.

Во время нашего путешествия индейцы обращались со мной как с гостем. Их чувства ко мне были столь велики, что они отказались оставить меня здесь с другими, хотя губернатор предлагал им за меня сто фунтов стерлингов, чтобы под честное слово отпустить меня домой. Несколько английских джентльменов, осознавая мою неудачу и проникшись ко мне человеческим сочувствием, великодушно предложили мне дружескую поддержку, от которой я отказался, выразив им благодарность за их доброту. Я понимал, что у меня никогда не будет возможности отплатить им за столь незаслуженное великодушие.

Индейцы оставили моих людей в Детройте, в плену у британцев, и десятого апреля увели меня в Старый Челикот, куда мы прибыли двадцать пятого числа того же месяца. Это был долгий и утомительный переход по чрезвычайно плодородной стране, замечательной прекрасными водными источниками. В Челикоте я проводил время со всем удобством, которое мог ожидать. Согласно индейским обычаям, меня усыновила одна семья, и я чувствовал привязанность новых родителей, братьев, сестёр и друзей. Я близко познакомился и подружился со всеми индейцами, всегда проявляя бодрость и довольство, и они полностью мне доверяли. Я часто ходил с ними на охоту и постоянно добивался их аплодисментов за участие в состязаниях стрелков. Я пытался не превосходить их в стрельбе сверх меры, поскольку нет народа, более завистливого в этой забаве. Когда они превосходили меня, я видел в их жестах и мимике выражение величайшей радости, а когда случалась обратное – выражение зависти. Король шауни обратил на меня своё внимание. Он обходился со мной с глубоким уважением и с откровенным дружелюбием и часто разрешал охотиться, когда мне угодно. Я постоянно возвращался из леса с добычей и всегда отдавал часть добычи королю, считая это долгом по отношению к своему повелителю. С индейцами я делил и стол, и кров, которые были не настолько хороши, как я мог бы пожелать, но нужда всё делала приемлемым.