Оставаться боле в прокуренном и провонявшем сарае было невмоготу, и Алексей с Абрамом, переглянувшись, разом поднялись, желая покинуть этот сарай, как вдруг входная дверь сарая с грохотом и шумом распахнулась, и в трапезную с гиками и воем ворвалась толпа скоморохов, переодетых попами, дьяками, князьями… Это был Всешутейный Собор, возглавляемый Князь Папой Петром Бутурлиным, восседавшем на резном стульчике италианской работы в огромном тазу, наполненном водкой. Эта толпа представляла весь Государев Двор, великие князья, бароны и бывшие бояре, родичи и приближённые Императора. Сам Государь, переодетый в морского бомбардира, в мятой зелёной треуголке, со своей неизменной голландской трубкою в зубах рука об руку с Государыней своей Екатериной следовали не в первых рядах, а немного поодаль, хохоча и наблюдая со стороны за этим государственным шутовским ритуалом, которое теперь в правление Петра Алексеевича стало нормой светской жизни при дворе.
Абраму и Алексею и ранее приходилось принимать участие в таких мероприятиях, но за годы пребывания в Европе, участвуя в различных светских мероприятиях при дворах, французском и гишпанском, они уже отвыкли от этой пьяной дикости и веселья без веселья, а токмо по принуждению, дабы не быть повешенным или четвертованным. Государь, распахнув свои огромные объятия, бросивши свою супругу посреди залы, порывисто двинулся в сторону Абрама и Алексея. Абрам сделал шаг навстречу, что бы обнять своего кровного и названного отца, но Пётр, отстранив его в сторону движением руки двинулся далее прямо по проходу навстречу князю Долгорукому. Они обнялись, Пётр страстно поцеловал князя прямо в губы, отчего у Абрама от брезгливости и отвращения пресеклось дыхание. Пётр повернулся в залу и властно рукой призвал посетителей к тишине. Все, находящиеся в трапезной и обозники и Всешутейный Собор мигом стихли, воцарилась мёртвая тишина, прерываемая только завыванием ветра снаружи.
– Други мои! Детушки мои! Ныне празднуем мы великие события, коия свершились в Державе нашей. Восторг и радость переполняет наши души и сердца. Ныне определил я Императрицею Державы нашей, соправительнецию своей, Государыню, Матушку вашу, драгоценную супругу мою Екатерину. Виват! Урааааа!
– Ура-а-а-а-а-а-а!!!! Раздалось громогласное «Ура-а-а-а!!!!! в огромной трапезной. Этот крик не прекращался несколько минут, всё громче и громче, доводя до исступления и гостей и Всешутейный Собор. Пётр смотрел на всё это празднество с восторгом десятилетнего младенца, увидевшего первый раз в небе шутиху. Наконец Пётр простёр десницу и продолжил далее.
– А ещё, детушки, празднуем мы сёни долгожданное возвращение из краёв далёких и заморских нашего Великого Посольства. Результат оного превзошёл все наши ожидания. Мы с Франциею стали самыми союзными по всей Европе, положение Державы нашей укрепилось, как никогда ранее, враг наш лютый – Свейское Королевство ныне сокрушен десницею Российскою, все моря нам теперича подвластны, и силу нашу знают во всём мире! Ур-р-ра-а-а!!!!
И опять громогласное «Ур-ра-а-а-а! грянуло по всему холодному, задымленному сараю. Князь Папа – Пётр Бутурлин привстал со своего стульчика в тазу и истошно заорал «Ура-а-а!!! Виват Императору Всея Руси Петру Великому!!!! Он поскользнулся и упал лицом прямо в водку. В таверне грянул оглушительный хохот, он пытался подняться, но пьяное тулово уже и не слушалось его, он захлёбывался в парах спирта, лицо стало иссиня красным. Наконец кто-то догадался и вытащил его из таза и посадил на скамью. Когда хохот утих Пётр произнёс.
– Прошу всех на воздух будем созерцать новые фейерверки, кои нам господин Лантини сочинил. Посмотрим на его мастерство…
Слова эти имели двойной смысл, их можно было понять и так, что ежели представление понравиться Императору, то быть господину Лантини обласканным, а коли нет, то тут уж извини, брат италианец, – изволь следовать на плаху.
Пётр так же стремительно, как и ворвался в трапезную, ринулся к выходу. За ним потянулись и все присутствующие. Народу было очень много, открыли ещё две двери и толпа стала покидать помещение чуть быстрее. Абрам и Алексей были близко от двери, поэтому вышли на воздух в числе первых. Народ продолжал ещё плотной толпою вываливать из дверей, а Пётр в нетерпении уже схватил Роберто Лантини за отворот мундира и заорал пьяно тому в ухо.
– Давай чмо болотное, макаронник хренов, начинай свою представлению! И под общий хохот.
– Давай, чёрт патлатый, быстрее, а то Роберто в Робертину переделаю!