Приключения порученца, или Тайна завещания Петра Великого (СИ)

Наведались они и в Раздоры и Бреды подстрекать мужиков на бунт и погромить и пограбить жидов. А было их в количестве до сотни гайдамаков. Каждый о конь да и с сабями и ружьями. Алёха был тогда в Полтаве у губернатора. Так вот, его отряды дали такой отпор гайдамакам, что те бежали, побросав оружие и большую часть лошадей. Алёха вернувшись, наградил свою дружину, а оружие попрятал, дабы не было оно обнаружено властию и дабы не было соблазну им воспользоваться.

Отношение соседей к браку Алексея было однозначно неодобрительным. Соседи перестали навещать его, и на балы и ассамблеи перестали приглашать. Везде только и судачили о жидовской его женитьбе, да об армии его местной, что исделал Алексей из холопов своих да жидов поместных. Особенно возмущены были старые барыни, матери молодых невест, которые засиделся в девицах. «Как так, сам казак донской безродовый, сам почти что холоп беглый, хоть и православный, да и взял себе такую же, да хужей ещё – жидовку толпою объёбанную, выблядка неизвестно от кого прижившую. Но Алексея эти все разговоры мало трогали, да и на балы и в гости он не собирался. Замыслил он из владений своих сделать что-то наподобие свободной страны, наподобие его родного Дона, где люди не были бы рабами, а свободно бы трудились и землю свою могли бы защитить, и за семьи свои постоять.

Но письмо от Петра Толстого обрывало все его планы, все его замыслы. Он, конечно, мог бы отписать Толстому, что и у него донос на Петра Андреевича имеется, да только это не гарантировало его и семьи безопасность. Не известно, какая власть будет через год, может быть, а может и раньше. По письму, по намёкам, понял Алексей, что власть самодержца зашатался, и что угрозою тому бывшие его ближайшие сподвижники. А раз так, значит надо принимать предложение, дабы лавируя в бурном течении придворных интриг обеспечить свою сохранность да и исполнить месть, которой он по-прежнему горел и алкал.

Несколько дней он находился в раздумье. Потом, принявши решение, созвал семейный совет в лице Раисы и Хаима. Вечером, за трапезой, он подкидывая Ванечку на коленке, прервал общий смех и веселие.

– Рахелечка, Фимка, послушайте суриозно што вам кажу. Получил я намедни письмо от знатного вельможи, графа одного, с которым мы по одному делу трудалися. Пишет он мне, что должон я в столицы ехать, да новую службу служить. А должон я, воленц не воленц, иначе грозит мне и вам, семье моей, кара суровая и неотвратимая. Я этих людёв знаю, от злокозненности своих планов не отступятся.

Возникло почти шекспировское молчание. Рахель охнула, прикрыв ладошкою рот.

– Любезные мои, вы нынче через меня подвергаетесь очень большой опасности. Связав со мною свою судьбу, ты, Рахелечка, вместе с Ванечкой, стали заложниками моей судьбы. Ты, Фимка, из простого управляющего – жида, стал моим родственником ныне, и потому грозит тебе участь разделить мою судьбу, со всеми тяготами. Может быть я и не прав был, что увлёк вас в этот государственный водоворот? Должон я был понимать, что нельзя мне впутывать вас в мою судьбу. Простите ради Христа. Но очень уж вы мне по душе, очень мою душу отогрели, и очень я люблю тебя, Рахелечка моя нежная…

Слёзы выступили у него на глазах. «Старею подумал он. Вытер глаза рукавом кафтана и продолжил.

– План моих действий таков. Мы с Рахелечкой и Ванечкой поедем до Москвы вместях, а Хаим останется в Раздорах. Из Москвы белокаменной Рахель поедет через Казань и там будет меня дожидаться. Ежели не появлюсь и вести не подам, то должна она с Ванечкой ехать далее в Сибирь, в город Селенгерск и Нерчинск, к моему другу, Рагузинскому Савве. Тем более он приглашал к себе. Этот человек надёжный и всем нам опорою и защитою будет. Я же, думаю, что отправлюсь в Столицу Новую служить службу. Как только дела свои по службе завершу, то и к вам непременно в Казань и направлюсь и Фимку захвачу. Или все вместе поедем к Савве, или вернёмся в Раздоры. Там будет видно, как служба моя сложится.

Рахель с ужасом смотрела на мужа, не в силах произнести ни слова.

– Так, а пока давайте продумывать план нашего путешествия. Какую карету возьмём, какие вещи в дорогу, кто поедет из слуг. Думаю взять кучера нашего, Архипа, да девку дворовую, Анфису, что б тебе и Ванечке прислуживала. Да Архипу нужон сменщик. Ты кого рекомендуешь, Ефим?

Хаим оторвал свои большие руки от лица. Глаза были наполнены вселенской еврейской скорбью. Он тяжело вздохнул, что – то пробормотал на арамейском своём наречии. Потом заключил.

– Знал ведь я, что добром всё это не кончится, нельзя еврею в баре лезть, высоко падать…