Приключения принца Иоганна Мекленбургского

Перья скрипят и выводят на пергаментах витиеватые подписи. Один, другой, третий, четвертый… секретарь посыпает их песком, а хранитель печати скрепляет печатью. Теперь моя очередь прикладывать печать, и я достаю из-за пазухи футляр с золотым кругляшом. С печатью вышла неувязка, Большая государственная сейчас в Москве, хранителем ее является Шереметев. Малая сгинула в Смуту, а другой заказать я не удосужился, так что пришлось импровизировать. Когда светлая мысль об отсутствии печати пришла в мою темную голову, заказывать новую было уже поздно, не говоря уж о том, что делать это в чужой стране, славящейся традициями фальшивомонетничества, немного неразумно. Не мудрствуя лукаво я вызвал с корабля монетного мастера Каупуша и озадачил своей проблемой. Тот ненадолго задумался, а потом спросил, что должно быть изображено на государственной печати. Тут пришла пора зависнуть мне, но, поразмыслив, я решил, что на Малой печати достаточно иметь герб, сиречь двуглавого орла, и мой титул. Объяснив мастеру, в чем отличие русского двуглавого орла от имперского и написав на латыни титул, я пытливо взглянул на него. Тот пожал плечами и попросил лишь материал для изготовления печати.

Возьми, Раальд, сказал я, высыпая ему на ладонь рижские дукаты, если сделаешь быстро, то я дам тебе столько же! Завтра у вас будет печать, решительно ответил он. Так быстро? У меня есть кое-какие инструменты, так что с надписью проблем не будет, надо только вырезать птицу и святого Георгия на ее груди.

И действительно, к концу следующего дня донельзя уставший латыш подал мне золотой кругляшок с ушком для шнурка, приложив который к расплавленному для такой цели сургучу, я получил четкий оттиск. Головы орла венчала императорская корона, вместо ездеца на гербе Москвы был святой Георгий в рыцарских латах, втыкавший копье в дракона, а не в змея, а надпись по кругу гласила, что «Иоганн Теодор цезарь всех русских», но в общем и целом работа была изумительной. Похвалив Каупуша и отсыпав ему обещанное (правда, серебром), я уже на следующий день прикладывал ее к мирному договору.

Как скоро шведские войска покинут мою страну? спросил я у вручавшего мне футляр с документами вице-канцлера. Как только ваше величество выплатит причитающуюся по нему сумму шведской казне, поклонившись, отвечал он. Считайте. Что?

Шведы с недоумением смотрели на вытащенные мною векселя на пятьдесят тысяч талеров каждый в Фуггеровском банке. Три недели назад я получил пять таких в магистрате города Риги в качестве погашения контрибуции. Первым не выдержал Густав Адольф.

Что это? требовательно спросил он у своего чиновника. Насколько я понимаю, ваше величество, это вексель в банке Фуггера общей суммой в пятьдесят тысяч талеров, любезно пояснил я. Не может быть! Кажется, все верно, проговорил внимательно осмотревший векселя один из депутатов, подписано рижским магистратом. Откуда он у тебя? подозрительно спросил меня король. Там же написано из Риги, пожал плечами я. Ты взял контрибуцию?

В ответ я лишь пожал плечами, дескать, что за глупые вопросы.

Иоганн, ты мне ничего не говорил! Так ты и не спрашивал, снова пожимаю я плечами.

На лицах всех шведов, от короля до последнего стражника в дверях, написан немой вопрос: «Сколько ты взял в Риге?»

На моем лице, напротив, светится крупными буквами: «Там еще много!»

Однако обстановку надо как-то разрядить, и я достаю последний козырь.

Господа, а что вы знаете о торговле с Персией? громко спрашиваю я. Вздор, почти кричит епископ Глюк, через Московию нельзя торговать с Персией, это всем известно! Да ну? улыбаюсь я. А вот англичане прекрасно торгуют и наживают на этой торговле огромные барыши. Впрочем, если вы не хотите, чтобы ваши купцы торговали с Персией.… Кстати, кто-нибудь из вас знает, как выглядит шелковая нить?

Депутаты напряженно молчат. Шелковую ткань видели многие, а вот нить…

Она очень тонкая, задумчиво говорит Глюк.

Жестом фокусника я достаю из кармана небольшую катушку и показываю ее присутствующим.

Как вы думаете, какова длина нити, намотанной на катушку? Самое многое пятьдесят футов. Давайте измерим? Какая странная нить… задумчиво рассматривает ее Глюк, неужели… Это шелк, святой отец, и сейчас вы в этом убедитесь, заговорщицки подмигиваю я ему, усаживаясь в его кресло, измеряйте-измеряйте!