Мне кажется, не стоит говорить за столом о покойниках и религиозных делах, ледяным голосом проговорила она, укоризненно оглядев всех присутствующих. Вне всякого сомнения, матушка, тут же поддержал я ее, однако епископа, стремящегося во что бы ни стало вклиниться в разговор, это не остановило. Простите, ваше величество, но вопрос религии очень важен, и необходимо разрешить его как можно скорее! На самом деле нет никакого отдельного религиозного вопроса, отчетливо проговорил я, постепенно повышая голос, есть вопрос сохранения нашей власти в Москве. Все очень просто: никакого другого царя, кроме православного, русские не потерпят! Это не обсуждается! Если Генрих Четвертый сказал, что Париж стоит мессы, то я готов, в свою очередь, заявить, что Москва стоит молебна! И если мой сын не будет православным, стало быть, он не будет царевичем и впоследствии не сможет стать царем. Но вы могли бы способствовать распространению истинной веры среди диких московитов, не унимался Глюк. Эти, как вы выразились, дикие московиты задолго до шведов отказались признать верховенство папы римского и ввели у себя богослужение на своем языке, не говоря уж о том, что христианство на Руси приняли тоже раньше вас. Но я не собираюсь вести теологические диспуты, а уж с вами так в особенности! В своем княжестве я ввел свободу вероисповедания для своих подданных, полагаю, она распространяется и на членов моей семьи. Может быть, тебе следовало ввести такие же законы и в Москве? спросил молчавший до сих пор Густав Адольф. Не думаю, что это возможно сейчас, максимум что я могу, это разрешить открывать протестантские кирхи в местах проживания иностранцев. И это уже сделано, но в остальном я должен быть не менее православным, нежели патриарх Константинопольский. Мы понимаем это, брат мой, с сочувствием проговорил Густав Адольф, но ведь терять Мекленбург тоже не следует, а ведь ты и твой сын последние Никлотичи. Все это надо хорошенько обдумать, подала наконец голос Катарина, чтобы принять наилучшее решение из возможных. Обдумать, конечно, необходимо, но у нас не так много времени. Густав, когда ты отправишься в Ригу? Я рассчитывал отправиться завтра, но возвращение Акселя и Катарины… Не стоит откладывать эту экспедицию, ваше величество, встрепенулся канцлер, такие города, как Рига, на дороге не валяются! Что же, решено, откладывать не будем. Иоганн, ты с нами? Я хотел отправиться с вами лично, но теперь не знаю. Тащить жену и сына в осажденный город не слишком хорошая затея, а расстаться с ними сейчас выше моих сил. Ты думаешь, Рига уже осаждена? У меня нет оснований считать Гонсевского идиотом. Вряд ли он сумел набрать армию, достаточную для штурма, но уж блокировать город он всяко сумел. И что мы предпримем? Я могу послать с тобой письмо с одним из моих людей. Скажем, с Романовым, фон Гершов и Вельяминов его знают… Этого будет достаточно? Все же мы не игрушками меняемся. Если это необходимо, то поезжайте, мягко проговорила Катарина, как видно польщенная моими словами, конечно, наша разлука затянулась, но вряд ли неделя-другая будет иметь большое значение. Вы просто ангел, моя царица, только и оставалось сказать мне.
Наконец начавший меня тяготить разговор прекратился. Поблагодарив за угощение, мы с Катариной откланялись и отправились в ее покои. Кормилица принесла нам маленького Карла Густава, сразу протянувшего руки к матери, опасливо косясь на меня при этом. Это было так забавно, что я невольно засмеялся.
Не смейтесь, Иоганн, вы его пугаете, попеняла мне Катарина, впрочем и сама не сдержавшая улыбки.
Малыш тем временем забрался к ней на колени и, почувствовав себя в безопасности, показал мне язык.
Ну, главному тебя научили, улыбнулся я на это. О чем вы? удивилась принцесса. О безусловном почитании родителей. Иоганн, что вы такое говорите? Наш сын еще очень мал! Не смейте сердиться на него! Сердиться? Вот уж не думал. Как можно сердиться на этого меленького ангелочка?
«Ангелочек» тем временем убедился, что его не станут забирать от матери, и принялся теребить бант на ее рукаве, прилагая все возможные усилия, чтобы его оторвать. Все это было так забавно, что я снова не смог удержаться от улыбки.