Мысль, что я сделался мишенью для насмешек щеголей и вдобавок потерял деньги, задела меня за живое, но мне на выручку пришло негодование, и я поклялся, что никому не позволю порочить безнаказанно имя Мелинды или подсмеиваться над моим поведением. Он сухо ответил, что это геркулесов труд — наказывать всякого, кто будет смеяться надо мной, а что касается до доброго имени Мелинды, то он не понимает, как оно может пострадать от возводимого на нее обвинения, ибо в глазах светских людей нечистая игра, отнюдь не являясь чем-то позорным, почитается лестным доказательством незаурядного ума и ловкости.
— Но оставим этот разговор, — сказал он, — и пойдем в кофейню, чтобы собрать компанию и пообедать вместе.
Глава XLVIII
Я был готов переменить предмет разговора с такою же охотой, с какой он это предложил, и отправился с ним в кофейню, где мы застали мистера Медлера и доктора Уэгтейла, занятых спором о слове «кастард»[76]
, которое, по утверждению лекаря, надлежало писать с буквы «г», ибо оно происходит от латинского глагола gustare — «отведывать». Но Медлер защищал обычай пользоваться буквой «с», говоря, что, следуя правилу доктора, нам пришлось бы пудинг переделать в «будинг», так как он происходит от французского слова boudin[77], а в таком случае почему не сохранять первоначальную орфографию и произношение всех иностранных слов, нами усвоенных? Но тогда наш язык превратится в неблагозвучное наречие, без всяких правил. За разрешением спора обратились к нам, и Бентер, вопреки подлинному своему убеждению, решил его в пользу Уэгтейла, после чего живущий на ежегодный доход брюзга встал и с энергическим восклицанием: «Тьфу!» пересел за другой стол.Засим мы осведомились у доктора, много ли преуспел он в своих опытах с добыванием воды из трута, и он сообщил нам, что побывал во всех стекольных заведениях столицы, но не нашел никого, кто взялся бы выдуть реторту, вмещающую хотя бы третью часть предписанного количества трута, но он намеревается произвести опыт для получения только пяти капель, коих будет достаточно для испытания этого специфического средства, а затем он передаст это дело в парламент; он сообщил нам, что уже приобрел значительный запас тряпок, но при превращении их в трут его постигло несчастье, принудившее его переехать на другую квартиру, ибо он собрал их в кучу на полу и поджег свечкой, полагая, что доски не пострадают, так как пламя по природе своей должно устремляться вверх; однако произошло нечто в высшей степени странное — дерево начало тлеть, а затем яростно запылало, вследствие чего он растерялся и, испугавшись насмерть, возопил о помощи; огонь поглотил бы весь дом и его самого, если бы облака дыма, вырывавшиеся из окон, не подняли на ноги всех соседей, прибежавших спасать его. Он лишился пары черных бархатных штанов и парика с косичкой, а также потратился на тряпки, ставшие непригодными от воды, коей заливали огонь, и должен починить обгоревший пол. К тому же хозяин квартиры, почитая его сумасшедшим, потребовал, чтобы он немедленно освободил помещение, что повлекло за собой невероятные хлопоты; но теперь он поселился в очень удобном доме и имеет в своем распоряжении большой мощеный двор для изготовления трута, а потому надеется в кратчайший срок пожать плоды своих трудов.
Поздравив доктора с его надеждами и прочитав газеты, мы отправились на аукцион картин, где пробыли час-два; оттуда мы пошли на Мейл, по которой два-три раза прошлись, и вернулись назад обедать; Бентер объявил нам, что он намерен подшутить над Медлером за общим столом, и как только мы уселись, этот циник, приступив к делу, заявил пожилому джентльмену, будто у того превосходный вид, если принять во внимание, сколь недолго он наслаждался сном этой ночью. В ответ на такой комплимент Медлер только взглянул на него внушительно и многозначительно усмехнулся. Бентер продолжал.