— Право, не знаю, то ли надо удивляться милосердию вашей души, то ли выносливости тела. Клянусь душой, мистер Медлер, вы проявляете великодушие, как никто другой! Вы простираете ваше сострадание на нуждающихся в нем и требуете от них только того, что они могут вам дать. Да будет вам известно, джентльмены, — тут он обратился ко всей компании, — что я провел большую часть ночи у товарища, больного лихорадкой, и по дороге домой случайно проходил утром мимо лавки, торгующей джином, которая была еще открыта, и вдруг услышал шум и веселые крики. Я заглянул туда и увидел, как мистер Медлер танцует без парика вместе с двумя десятками оборванных потаскух, которые увеселялись на его счет. Но вы не должны, мистер Медлер, приносить в жертву милосердию свое здоровье! Подумайте, вы скоро превратитесь в старика и потому должны были бы, кажется, относиться к здоровью с большей заботой, а не то оно весьма пострадает от этаких ночных похождений!
Брюзгливый старик больше не мог удержаться и вскричал:
— Всем известно, что ваш язык никого не чернит!
— Вы могли бы, полагаю я, — сказал Бентер, — как человек разумный, воздержаться от такого замечания, ибо мой язык не раз оказал вам большую услугу. Вспомните, когда вы ухаживали за толстой вдовой, содержательницей трактира в Айлингтоне, и пошли разные слухи, крайне невыгодные для вашего мужского достоинства, и дошли до ушей сей вдовы, которая вас тотчас же прогнала, я уладил это дело, сообщив ей, что у вас есть трое незаконных детей, пребывающих в деревне у кормилицы. Потом вы все погубили, и как это произошло — не мое дело, да и нет желания вам всем поведать
Этот рассказ, порожденный только воображением Бентера, очень развеселил присутствующих и крайне рассердил мистера Медлера; он вскочил в сильнейшем возбуждении и, забыв о том, что рот его полон, забрызгал сидящих рядом, изрыгая проклятья на голову Бентера, обзывая его жалким щенком, наглым щеголем и награждая сотнями других кличек, а также объявил, будто тот выдумал эту низкую клевету, так как получил от него, Медлера, отказ ссудить ему деньги, которые, конечно, были бы растрачены среди шлюх и плутов.
— Весьма правдоподобно, нечего сказать, будто я пытался взять взаймы у того, кто всячески изощряется заработать себе на неделю, чтобы дотянуть до субботнего вечера! Да ведь он иногда спит подряд двадцать четыре часа с целью сберечь расходы на еду и на кофейню! А иногда он вынужден обедать хлебом с сыром, запивая этот обед слабым пивом, или покупать в погребке бычью щеку на два пенса.
— Лживый негодяй! — завопил Медлер в ярости. — У меня всегда хватит денег, чтобы заплатить по счету вашего портного, а это не пустяк! Я дам вам доказательство своего достатка, когда привлеку к суду за бесчестье!
Ярость лишила его аппетита, и, замолчав, он не мог проглотить ни кусочка и сидел, не говоря ни слова, а его мучитель услаждался, наблюдая его страдания и усугубив их советом наесться поплотней, так как на следующий день ему придется поститься.
После обеда мы спустились вниз в залу кофейни, и Бентер удалился на условленное свидание, сказав, что надеется встретить меня и Уэгтейла вечером в кофейне Бедфорда. Как только он ушел, пожилой джентльмен отозвал меня в сторону и выразил сожаление, что видит меня столь близко знакомым с человеком, одним из самых порочных распутников в городе, уже промотавшим хорошее состояние и поместье на продажных женщин; он сказал также, что Бентер уже погубил немало молодых людей, познакомив их с компанией, проводящей время в кутежах, и подавая им пример самой гнусной безнравственности, и что если я не остерегусь, он в короткий срок лишит меня и денег и доброй репутации.
Я поблагодарил его за сообщение и пообещал принять его во внимание, пожалев, однако, что он не предупредил меня несколькими часами ранее, ибо тем самым спас бы для меня пять гиней. Несмотря на это, я склонен был приписать часть обвинений жажде Медлера отомстить за насмешки Бентера во время обеда и потому, как только освободился, спросил у Уэгтейла его мнениео Бентере, решив сравнить их суждения, не забывая об их пристрастности, чтобы уже затем вынести свое решение независимо ни от того ни от другого. Доктор сказал мне, что Бентер — весьма приятный джентльмен, состоятельный и хорошего рода, просвещенный, разборчивый, остроумец и превосходно знает город; что его честность и храбрость не подлежат сомнению, хотя он и повинен в некоторых излишествах, а его способность высмеивать людей создала ему немало врагов и заставила некоторых избегать знакомства с ним.
Из этих двух противоречивых описаний я заключил, что Бентер — молодой человек, не лишенный способностей, который спустил состояние, но сохранил свои замашки и поссорился со светским обществом, так как не мог наслаждаться им по своему вкусу.
Вечером я отправился в кофейню Бедфорда, где встретился с приятелями, откуда мы пошли в театр, а затем я повел их к себе домой, где мы поужинали в превосходном расположении духа.
Глава XLIX