Приключения Родрика Рэндома

— В таком случае, — сказал Бентер, — может быть, вы не пожелаете унизить в известной мере свое достоинство, домогаясь богатства иным путем Одна моя родственница на будущей неделе едет в Бат со своей единственной дочерью, хворой и истощенной, которая намеревается пить воды для восстановления здоровья. Ее отец, богатый купец, торговавший с Турцией, умер около года назад и оставил ей наследство в двадцать тысяч фунтов, назначив единственным опекуном мою родственницу, ее мать. Я сам добивался бы этого приза, но в настоящее время мы со старухой не в ладах. Я взял у нее взаймы небольшую сумму и, кажется, обещал вернуть в какой-то срок, но обманулся в своих ожиданиях получить деньги из провинции, назначенный срок миновал, а векселя я не выкупил. Тогда она написала письмо, настоятельно требуя уплаты долга и угрожая мне арестом. Раздраженный такой придирчивостью, я послал чертовски суровый ответ, который столь возмутил ее, что она и в самом деле взяла приказ об аресте. Видя, что дело становится серьезным, я попросил одного приятеля ссудить меня деньгами, уплатил долг, отправился к ней в дом и стал бранить ее за недружелюбное поведение. Она была рассержена моими упреками и в свою очередь начала ругаться. Маленькая уродливая девчонка поддержала мать с такой злобой и так бойко, что я поневоле отступил после того, как меня угостили множеством оскорбительных ругательств, которые дали мне понять, что я не могу рассчитывать на уважение матери или на любовь дочери. Обе они совсем не знают жизни, и тысяча шансов против одного, что девицу подцепит в Бате негодяй, если я не устрою ее судьбы как-нибудь иначе. Вы, Рэндом, красивы и можете держать себя скромно, как квакер. Если вы дадите обязательство уплатить мне пятьсот фунтов через полгода после вашей свадьбы, я укажу вам способ завладеть ею, невзирая на все препоны.

Это предложение было слишком выгодно, чтобы я мог от него отказаться. Соглашение было немедленно составлено и заверено, Бентер дал мне знать, когда и в какой карете они собираются ехать, а я заказал себе место в той же почтовой карете и, наняв лошадь для Стрэпа, радовавшегося нашим видам на будущее, пустился в путь.

Мы выехали до рассвета, а потому я сначала не имел удовольствия увидеть мисс Снэппер и даже не мог определить количество и пол моих дорожных спутников, хотя и установил, что карета битком набита, так как мне стоило труда усесться. Первые пять минут прошли в полном молчании, как вдруг карета сильно накренилась и раздался громовой возглас.

— Направо, налево! Проклятье! Прикрывайте фланги! Фью!

По тону и смыслу этого возгласа я сразу угадал, что оно вырвалось у сына Марса, и так же легко было определить занятия другого путешественника, сидевшего против меня и заметившего, что нам надлежало хорошенько удостовериться в гарантиях, прежде чем заняться вступительной частью договора. Эти две шутки не возымели желаемого действия. Довольно долго мы оставались немы, как и раньше, покуда, наконец, джентльмен-воин, недовольный затянувшимся молчанием, сделал вторую попытку и с проклятьем заявил, что попал на собрание квакеров.

— Я тоже так думаю, — раздался пронзительный голос слева от меня, — потому что здесь уже витает дух глупости.

— В таком случае вытащим его отсюда, мадам, — отозвался воин.

— Вы как будто не нуждаетесь в повивальной бабке! — воскликнула леди.

— Будь проклята моя кровь' — вскричал тот — Стоит мужчине заговорить с женщиной, как она тотчас же начинает думать о повивальной бабке!

— Правильно, сэр, — подтвердила она. — Я жажду поскорее избавиться…

— От кого? От мыши, мадам? — вопросил он.

— Нет, сэр, — сказала она, — от дурака.

— А далеко ли зашло у вас дело с дураком? — осведомился он.

— Еду с ним уже третью милю, — ответила она,

— Клянусь богом, мадам, у вас острый ум! — вскричал офицер.

— Хотела бы я, не греша против истины, вернуть этот комплимент, — сказала леди.

— Проклятье, я сдаюсь! — заявил он.

— Как гласит старая пословица: дурак скоро расстреливает свои стрелы, — сказала она.

Воин растратил последний порох; законник посоветовал ему отказаться от судебного преследования, а важная матрона, сидевшая по левую руку от остроумной победительницы, сказала ей, что не следует так бойко разговаривать в незнакомом обществе. Сей выговор, смягченный обращением «дитя мое», открыл мне, что сатирическая леди была не кем иным, как мисс Снэппер, и я решил сообразовать с этим свое поведение. После такой суровой расправы вояка перенес огонь своей батареи и начал разглагольствовать о совершенных им подвигах.

— Вы говорите о стрельбе, мадам… — сказал он. — Будь я проклят, было время, когда и я стрелял и в меня стреляли! Я был ранен в плечо пулей из пистолета при Деттингене, где… я молчу, но, клянусь богом… Если бы не я… впрочем, все равно… я презираю похвальбу, будь я проклят! Фью!

Он начал насвистывать, а затем напевать песенку о Черном Джоке, после чего, обратившись к законнику, продолжал: