Приключения Сэмюэля Пингля [с иллюстрациями]

— Хм… понимаю, — ответил Добби. — Но таковы условия… Впрочем, я сам уже порядочно устал от моего затворничества. Знаете, не совершить ли нам завтра прогулку по горам? Они красивы, не правда ли?

И вот мы перешагнули порог железной калитки.

— Будьте моим проводником, Сэм, — сказал Добби, сделав сотню шагов и подойдя к обрывистому краю площадки. — Меня не интересует побережье… Таких городков, как Эшуорф, очень много в нашей стране. А вот горы… Хм… Мне думается, Сэм, что вы родились поблизости отсюда.

— Да, сэр.

— И вы, может быть, знаете, куда ведет эта тропинка? Среди терновника вверх поднималась крутая тропинка, которую я знавал еще, когда здесь не было виллы.

— Это Черный Холм, — сказал я, думая некоторой откровенностью замаскировать свое основное желание ближе познакомиться с Добби. — За холмом пойдет старая дорога к шахтам.

— Если это не очень далеко, то ведите туда, Сэм, проговорил Добби. — Я думаю, оттуда откроется более широкий вид..

— Вы правы, сэр, — согласился я, сворачивая на каменистую тропу.

С вершины Черного Холма мы любовались широким бурным океаном и красивым побережьем, обрамленным густой лентой белопенного прибоя. Скала Двух Роз торчала далеко внизу и теперь казалась серым пятнышком. Густые облака медленно плыли над океаном, образуя причудливые силуэты. Сосновые купы у горы Шарпи и лес Патрика темно-зелеными каскадами сбегали вдали к берегу. Стоял конец зимы, и прохладный ветер в сочетании с теплотой солнечных лучей был приятен. Какая чудесная картина развертывалась передо мной! И какая очаровательная тут тишина! Только сухие кусты шуршат от легких порывов ветра.

Добби, заложив руки за спину, прохаживался по вершине холма. Иногда он ударял ногой по придорожному камешку и слушал, как он шумит, скатываясь вниз. Это занятие, кажется, забавляло его. Он о чем-то напряженно думал. А я любовался картинами природы.

«Как прекрасна моя родина! — сказал я себе. — Вид отсюда лучше, чем у знаменитых „Ворот в Индию“. Здесь красивее, чем на Цейлоне и в Калифорнии…» Вспомнились низкие, сумрачные берега Южной Африки, зной Мексики и душные заросли владений Данби Ганджа…

Острокрылая большая птица пролетела над моей головой и хищно вскрикнула позади меня. Она охотилась за какой-то пичужкой, таившейся в кустах. Я обернулся. Добби сидел на обломке скалы и внимательно смотрел в противоположную от океана сторону.

— Сэм, сюда, — поманил он меня.

— К вашим услугам, сэр, — приблизился я.

— Что за этим оврагом? — спросил он, показывая на дальние холмы.

«А, он хочет проверить меня, правду ли я сказал, что родом отсюда», — подумалось мне, и я удовлетворил любопытство хозяина:

— Там еще несколько оврагов, но не таких узких, как тоннель Фомы. Потом, видите, тропа огибает холм святой Девы и углубляется в горы. Там старая дорога и брошенные шахты…

— Хм… Вы, может быть, знаете что-нибудь о шахтах?

Я не готовился к экзамену по истории шахт Эшуорфа.

Но отец кое-что при мне рассказывал матери и дядюшке о тяжбах каких-то акционеров. Пожав плечами, я ответил:

— Говорили, что когда-то уголь лежал здесь на поверхности очень мощными пластами. В течение сотен лет они были разработаны. За последние полтораста лет владельцы копей уже углубили шахты в толщу гор. Однако чем ниже спускались забои, тем хуже становится качество угля, и добывать его стало нерентабельно. На моей памяти, сэр, заброшены шахты у леса Патрика и выше. А те дальние шахты заброшены очень давно. У нас в Эшуорфе никто и не помнит о них…

— Хм… невесело, — заметил Добби, как бы отвечая моим мыслям.

А мне в тот момент припоминались смутные картины детства. Зимой в Эшуорфе бедные женщины предместья отправлялись к старым копям с большими корзинами.

Там они подолгу рылись в угольных отвалах, в черной пыли, перемешанной с тающим снегом, и выбирали кусочки угля. Сгибаясь под тяжелой ношей, женщины сгорбленными силуэтами спускались с холмов к своим домашним очагам. С нашей улицы был виден этот путь черных фигур на фоне белых, заснеженных холмов, а под вечер мирный дымок над домами предместья…

— Вы драгоценный человек, Сэм, — дружелюбно сказал Добби, поднимаясь. — Вы об этих местах знаете больше меня. А я всю жизнь прожил на севере и вот только под старость лет перебрался сюда, поближе к солнцу. Ну, идемте домой… Здесь стало свежеть…

V

На другой день после прогулки у меня страшно разболелась голова.

— А ведь вы простудились, Сэм, — заметил Добби, видя, что за обедом я почти ничего не ем. — Чего доброго, у вас приступ лихорадки или грипп…

— Я никогда ничем не хворал, сэр, — пробормотал я, чувствуя легкий озноб. — Впрочем, простите… Однажды в Индии я попал в зачумленное селение…

И тут я в кратких словах рассказал о прививке Мильройса.

— Мильройс, как же… — с удовольствием отозвался Добби, — читал его работы о змеях. Большой знаток, но коммерсант. Кажется, он составил состояние на противоядиях и живет где-то в колониях припеваючи… Ну, идите к себе, Сэм. Я дам вам порошки, и завтра вы будете здоровы.

— Вы доктор, сэр? — спросил я, лежа у себя в комнате и проглатывая порошок, принесенный мне хозяином.