Однако, к счастью, все обошлось благополучно. Проводив, таким образом, вдову до здания школы, где та оставила детей, неизвестный мужчина проследовал за ней до трамвайной остановки, дождался, пока Наталья Шепченко втиснулась в переполненный трамвай и направился обратно, в направлении дома Кулешовской. По дороге неизвестный зашел в гастроном, где купил бутылку водки и триста граммов копченой колбасы. Шура, естественно, неотрывно следовал за ним, раздираемый мучительными сомнениями — стоит ли подойти к бородачу немедленно, на улице, и, предъявив удостоверение, поинтересоваться целью его утренней вылазки и еще кое-чем, или нужно погодить. Причастность незнакомца к козням Кулешовской, и, возможно. к новогоднему «явлению Шепченко» была для него очевидной. А прямая атака на подозреваемого «в лоб» очень часто приносила положительный результат — ошеломленные внезапностью правонарушители не успевали придумать какую-то удобоваримую версию и тут же «раскалывались». С другой стороны, Холмов понимал, что если бородач сейчас сумеет выкрутиться, (что также вполне могло произойти). наплетя ему какую-то ерунду или сообщив заранее приготовленную «легенду», то потом взять его и Кулешовскую «за жабры» практически не удастся — они будут настороже или вообще откажутся от своих преступных замыслов. А никаких особых улик против них у Шуры пока не имелось. С другой стороны, за этими уликами можно было гоняться и месяц и два и вообще, черт знает сколько времени — иди знай, когда злоумышленники вновь приступят к решительным действиям…
Пока Холмов колебался, взвешивая все «за» и «против», таинственный бородач добрался к дому Кулешовской и, открыв дверь ее квартиры своим ключом, скрылся за ней. Шура остался стоять на лестничной клетке, растерянно почесывая пятерней подбородок.
Поразмышляв минут с пятнадцать, Холмов наконец принял решение, продиктованное скорее желанием «ковать железо, пока горячо», то есть все-таки действовать, чем здравым смыслом. Вытащив из кармана пару «походных» отмычек, он подошел к двери квартиры Кулешовской и произвел ряд несложных операций. После чего дверь перестала быть запертой как на верхний, так и на нижний замки. Осторожно отворив дверь, Шура тихонько зашел в полутемный коридор, в последний момент нажав кнопку дверного звонка.
— Добрый день, извините у вас была открыта дверь, я ваш новый участковый! — громко выпалил скороговоркой Холмов, едва умолкла заливистая трель звонка. — Есть кто-нибудь дома? И не дожидаясь ответа Шура вошел в комнату. В ней, за столом, усыпанном пласстмассовыми обрезками, он увидел гладковыбритого мужчину средних лет, одетого в байковую рубашку и кальсоны. В руках, недоуменно хлопающий глазами мужчина держал большие ножницы, которыми он, очевидно, только что вырезал из куска пластмассы звездочку. Куча таких аккуратных, разноцветных звездочек валялась в коробке, стоявшей от него по левую руку. По правую же руку от гладковыбритого находилась початая бутылка водки, рюмка и блюдце с нарезанной колбасой. — Я, говорю, ваш новый участковый, — повторил Холмов, помахав перед носом растерянного, медленно поднимавшегося из-за стола мужчины своим удостоверением. — Проверка паспортного режима и прописки. Попрошу вас предъявить паспорт, удостоверение личности и другие, имеющиеся в наличии документы.
Услышав последнюю фразу, мужчина так и застыл в полусогнутом положении, не успев выйти из-за стола. Холмов, между тем, стал прогуливаться по квартире в поисках бородача. Однако, того нигде — ни на кухне, ни в совмещенном санузле, ни в коридоре, ни в единственной комнате — не было. «Что за чертовщина?! — удивленно бормотал Шура, хлопая дверцами шкафов и заглядывая на антресоли. — Куда он мог подеваться?»
— В квартире больше никого нет? — сурово спросил Холмов, убедившись в бесполезности своих поисков. Но мужчина ничего не ответил, продолжая неподвижно стоять в прежней позе — полусогнувшись над столом, словно какой-то нелепый экспонат музея восковых фигур. Лишь лицо его, на котором застыло смешанное выражение ужаса и отчаяния постепенно меняло окраску, будто кожа хамелеона, повторяя все цвета настроечной таблицы цветного телевизора. Холмов хотел было повторить вопрос, но тут взгляд его случайно упал на валявшийся в кресле непонятный клочок темной шерсти. Ваяв этот странный предмет в руки, Шура изменился в лице и громко обругал себя идиотом и ослом: в руках его находилась бутафорская накладная борода!
— И как это я не догадался сразу о такой элементарной вещи! — с досадой воскликнул Шура. — Ну, теперь все ясно. И Холмов перевел свой пытливый взгляд на застывшего, словно изваяние, мужчину, лицо которого вдруг показалось Шуре странно знакомим. «Где же я его видел? — мучительно пытался вспомнить он, вглядываясь в позеленевшую физиономию обитателя квартиры Кулешовской. — Я его определенно видел, причем совсем недавно»…