Приключения Шуры Холмова и фельдшера Вацмана

Подпасок отделился от стада и неторопливо подошел к Еропкину, Шуре и Диме. Схватив парнишку за пуговицу кителя, отставной майор стал рассказывать ему о вероломстве Америки, напавшей на беззащитную Гренаду, повторяя почти слово в слово все, что он говорил до этого Холмову. Вовчик слушал Антона Антоновича очень внимательно, не перебивая, с задумчивым видом ковыряясь указательным пальцем левой руки в левой ноздре, а указательным пальцем правой руки — соответственно в правой.

Здесь необходимо сделать очередное лирическое отступление и рассказать о той, что Антон Еропкин был очень привязан к молчаливому, недалекому, обиженному природой подпаску. Он дарил ему одежду (фуражка и китель, которые были надеты на Вовчике, раньше принадлежали Еропкину) покупал конфеты и другие сладости, а порой и угощал стопкой-другой самогона. И, нужно заметить, Вовчик тоже по-своему полюбил Еропкина, таскал ему парное молоко с фермы, безропотно выполнял все его мелкие поручения, вроде похода в сельмаг за папиросами и так далее. Трудно сказать, что так сблизило отставного замполита полка морской пехоты и кретина, подпаска деревенского стада. Скорее всего, главную роль здесь сыграл тот факт, что в отличие от всех остальных сельчан, Вовчик всегда терпеливо и до конца выслушивал бесконечные разглагольствования Антона Антоновича относительно происков американского империализма. Что же касается Вовчика, то он, как и все ущербные люди, познавшие от ближних немало обид, унижений и оскорблений был необычайно отзывчив на ласку, и, конечно, нет ничего удивительного в том, что он также привязался к бывшему замполиту.

— … но скоро, совсем скоро, вот увидишь, Вовчик, образно говоря, свежие океанские пассаты подуют с берегов острова Свободы — Кубы, и принесут на Гренаду долгожданный воздух свободы! — таким витиеватым, изощренным литературно-политическим пассажем закончил, между тем, свою стихийную политинформацию поднаторевший за годы службы в высокопарных пропагандистских выражениях Антон Еропкин.

— Пассаты…. - задумчиво пробормотал Вовчик, не переставая ковыряться в носу. — Что это такое — пассаты?

— Пассаты, уважаемый, — это устойчивые воздушные течения в тропических широтах океанов, — усмехнувшись, пояснил Холмов, заметив, что Еропкин, услышав вопрос Вовчика, замялся и покраснел.. — Пассаты… Поссаты — посраты, — нараспев, с украинским акцентом произнес Вовчик дикий каламбур, неожиданно пришедший в его больную голову. В этот момент издали послышался изощренный, трехэтажный мат, с помощью которого пастух призывал своего помощника заняться своими прямыми обязанностями. Подпрыгнув от неожиданности на месте., Вовчик бросился догонять стадо, забавно переваливаясь на своих кривоватых коротких ножках.

— Интересно, почему это все деревенские и прочие дурачки, идиоты, кретины и больные на голову граждане так любят напяливать на себя военную форму и всякие армейские атрибуты? — наклонив голову к Вацману, негромко, так чтобы не слышал Еропкин, произнес Шура. — Странная какая-то закономерность, навевающая на определенные размышления… Дима кивнул и глядя вслед удаляющемуся стаду вздохнул.

— Бедный хлопец, — сочувственно произнес он. — Господи, как несправедлива подчас бывает к людям природа…

— Это не от природы, а от радиоприемника, — оживленно принялся объяснять Антон Антонович. — Мамашу Вовчика, когда она на девятом месяце была, приемник напугал, до полусмерти. Она приемник от нечего делать слушала, который им на свадьбу подарили, а свет возьми, да и отключись — что-то там на подстанции замкнуло. Ну, она девка деревенская, глупая насчет техники, ручки повертела-повертела, да так и спать легла. А приемник-то и остался включенным, да еще на полную громкость! И когда свет, значит, дали, он и заорал на всю хату; «Я убью тебя! Я тебя убью, готовься к смерти». Там какой-то детектив по радио, оказывается, передавали. Ясное дело, мамаша так напугалась, что от испуга Вовчика тут же скинула. И родился он, значит, такой ущербный… Антон Антонович помолчал, а потом добавил.

— Ну, и конечно, его родители денатуратом маленько баловались, попивали денатурат-то. Они на железной дороге тогда работали, а там его хоть залейся…

— Я так думаю, что денатурат гораздо в большей степени способствовал тому, что этот малый родился кретином, чем невыключенный приемник, — заметил Шура и потянул Диму за рукав. — Идем, Вацман, что-то долго мы здесь торчим. Всего хорошего, Антон Антонович…

И друзья продолжили свою прогулку по Хлебалово. Пройдя несколько ничем не примечательных улиц, они наткнулись на невзрачное кирпичное здание с покосившейся деревянной крышей и маленькими концами. На вкопанном рядом со входом деревянном щите была кнопками пришпилена бумажка, которая извещала, что «сегодня в клубе демонстрируется худ. филь „Бриллиантовая рука“, после фильма танцы».

— А вот и очаг культуры! — оживился Холмов. — Сходим Вацман, потанцуем? Давненько я сельских девчат не щупал…

— Смотри-ка, чтобы тебе сельские хлопцы физиономию кулаками не пощупали! — усмехнулся Дима.