Приключения Тома Сойера

Гек Финн и Том Сойер клянутся, что будут держать насчет Этого язык за зубами

и пускай Они помрут на Месте, если когда Расскажут, и Сгниют.

Присущие Тому беглость письма и возвышенность слога привели Гекльберри в полное восхищение. Он вытащил из-за отворота куртки булавку и почти уж вонзил ее себе в палец, но Том сказал:

— Погоди! Не стоит. Булавка-то медная. Может, на ней ярь-медянка завелась.

— А чего это такое, ярь-медянка?

— Отрава, вот чего. Проглоти хоть чуток — сам узнаешь.

Том достал одну из своих иголок, отмотал с нее нитку, и каждый мальчик проколол подушечку большого пальца, чтобы выдавить из нее кровь. В конце концов, Тому удалось, сжимая и тиская палец, начертать кровью свои инициалы — в качестве пера он использовал мизинец. После этого Том показал Геку, как писать Г и Ф, и обряд клятвоприношения завершился. Мальчики зарыли дощечку в землю у стены, сопровождая это заклинаниями и исполнением мрачных обрядов, по завершении коих можно было с уверенностью сказать, что язык каждого скован цепью, цепь замкнута на ключ, а ключ заброшен так далеко, что никто и не сыщет.

Сквозь пролом на другом конце полуразвалившегося строения прокралась внутрь некая тень, однако мальчики ее не заметили.

— Том, — прошептал Гекльберри, — думаешь, мы теперь совсем уж не проболтаемся — никогда?

— А как же. Что бы ни случилось, мы должны помалкивать, иначе помрем на месте — забыл?

— Ну, тогда, может, и не проболтаемся.

Какое-то время они продолжали перешептываться, и вдруг снаружи, футах в десяти от них, завыл, протяжно и траурно, пес. Обуянные ужасом мальчики прижались друг к другу.

— Это он на кого из нас воет? — задыхаясь, спросил Гекльберри.

— Не знаю… ты выгляни в щель. Скорее!

— Нет, лучше ты, Том!

— Я не могу… просто не могу, Гек!

— Ну пожалуйста, Том. Слышишь, опять!

— О Господи, спасибо тебе! — зашептал Том. — Я узнал его голос. Это Булл Харбисон.[2]

— А, ну тогда хорошо, а то я уж перепугался до смерти, Том. Поспорить готов был, что пес бродячий.

Пес взвыл снова и сердца мальчиков снова сжались.

— Ну нет, это не Булл Харбисон! — шепнул Гекльберри. — Да выгляни же, Том!

Том, трепеща от страха, сдался и приложил глаз к трещине в стене. А потом еле слышным голосом сообщил:

— Да, Гек, это бродячий пес!

— Быстрее, Том, быстрее! Скажи, на кого он воет?

— По-моему, на обоих, Гек, — мы ж с тобой рядом сидим.

— Ну все, Том, крышка нам полная. Уж я-то в точности знаю, куда попаду. Погрешил на своем веку.

— Да и мне поделом! Нечего было уроки прогуливать и никого не слушаться. Ведь мог бы, кабы постарался, быть добродетельным, как Сид — но куда там. Нет, если я сегодня отверчусь от беды, так, клянусь, меня тогда из воскресной школы палкой не выгонят! — и Том начал часто-часто шмыгать носом.

— По-твоему, это ты грешник! — Гекльберри тоже зашмыгал носом. — Опомнись, Том Сойер, по сравнению со мной ты — святая облатка. О, господи, господи, господи, да если б у меня была хоть половина твоих шансов.

Том вдруг перестал шмыгать и зашептал:

— Погоди, Гек, взгляни! Он же хвостом к нам стоит!

Гек приник к щели и сердце его переполнила радость.

— Точно, хвостом, чтоб я сдох! И раньше так стоял?

— И раньше тоже, а я, дурак, и не подумал об этом. Фу, знаешь, прямо от сердца отлегло. Но на кого же он воет-то?

Вой прервался. Том навострил уши.

— Чш! Что это? — шепнул он.

— Похоже на… свинья вроде хрюкает. Не — это кто-то храпит, Том.

— Верно! А где, Гек?

— По-моему, там, на другом конце. Звук, вроде, оттуда идет. Там иногда папаша ночевал, вместе со свиньями, да только, клянусь писанием, он как захрапит, так все вокруг трясется. Опять же, папаша, сдается мне, в наш город больше не вернется.

И мальчиками в очередной раз овладела жажда приключений

— Слушай, Гекки, пойдешь со мной, если я впереди пойду?

— Не по душе мне это, Том, — а ну как там Индеец Джо?

Том дрогнул. И все же, искушение было настолько сильным, что мальчики решили попытать счастья, договорившись, впрочем, что, если храп прекратится, они тут же дадут стрекача. И оба начали на цыпочках, гуськом, прокрадываться на другой конец дубильни. Когда до храпуна осталось шагов пять, Том наступил на сучок, и тот с громким треском переломился. Спящий застонал, заерзал и на лицо его пал свет луны. Это был Мэфф Поттер. Едва он зашевелился, сердца мальчиков замерли, а надежды так и умерли вовсе, но теперь все их страхи улетели прочь. На цыпочках же они выбрались сквозь пролом в дощатой стене наружу и, отойдя на несколько шагов, остановились, чтобы попрощаться. И тут по воздуху ночи снова поплыл протяжный, погребальный вой! Мальчики, оглянувшись, увидели бродячего пса, который стоял, поняв к небесам нос, в нескольких футах от Поттера — мордой к нему.

— Господи, так вот он на кого! — выдохнули оба.