Когда пробило одиннадцать, огни погасли и в трактире; все погрузилось в густой, как смола, мрак. Геку показалось, что прошла целая вечность, однако ничего не происходило, и он начал сомневаться: стоит ли торчать тут, как огородному пугалу? и будет ли какой-нибудь толк из этого? может, бросить это гиблое дело да завалиться спать?
Внезапно послышался какой-то шум, и он сразу насторожился. Так и есть: дверь, выходившая в переулок, тихо открылась и закрылась. Гек метнулся за угол кирпичного склада – и минутой позже мимо прошли, едва не задев его, двое мужчин, причем один из них что-то нес под мышкой. Наверняка сундук!
Гек запаниковал. Что ж это получается: они собираются перепрятать клад? Бежать за Томом бессмысленно – за это время они уйдут так далеко, что и следа не найти. Лучше попробовать увязаться за ними и выследить: авось, в темноте его не заметят. Посоветовавшись с самим собой, Гек выскользнул из-за угла и, ступая бесшумно как кошка, последовал за бродягами. Он держался на некотором расстоянии, но не настолько далеко, чтобы упустить мужчин из виду.
Эти двое сначала прошли три квартала по улице вдоль реки, а затем свернули налево. Дойдя до места, где начиналась тропа, ведущая на Кардиффскую гору, бродяги начали подниматься. Они миновали дом на склоне, где жил старик валлиец, и полезли дальше.
Гек решил, что бродяги хотят зарыть сундук на старой каменоломне, но они и не подумали там останавливаться, а сразу направились к вершине. Неожиданно оба свернули на едва приметную тропку, вьющуюся среди высоких зарослей, и исчезли в темноте. Гек приналег, чтобы не потерять бродяг из виду, – сначала он бежал, потом замедлил шаг, опасаясь наткнуться на тех, кого преследовал, затем, пройдя еще немного, остановился и стал прислушиваться.
Ни звука. Тишина была такая, что он слышал, как стучит его собственное сердце. С вершины горы донеслось уханье филина – скверная примета. Господи, неужто все пропало? Он уже собрался задать стрекача, как вдруг в десяти футах от него кто-то кашлянул. Сердце Гека судорожно заколотилось в горле, но он пересилил страх и замер, весь дрожа, словно в приступе лихорадки. Ноги сделались ватными, и он боялся, что вот-вот свалится на землю. Зато теперь он знал, где находится: возле изгороди, окружавшей усадьбу вдовы Дуглас, в пяти шагах от перелаза через нее.
«Ладно-ладно, – подумал Гек, – пускай тут и зарывают. Найти будет проще простого».
И тут послышался невнятный голос, похожий на голос индейца Джо:
– Черт бы ее подрал! Гости у нее, что ли? Свет до сих пор горит, а уж полночь скоро…
– Ничего не разберу…
Теперь говорил другой – тот самый оборванец из заброшенного дома. Гек почувствовал, что спина у него леденеет. Так вот кому собирался мстить индеец Джо!
Первой его мыслью было – удрать, и чем быстрее, тем лучше. Но тут он припомнил, что вдова Дуглас всегда была добра к нему, а эти бродяги, может, и вправду готовятся убить ее. Он мог бы предупредить вдову, но знал, что ни за что не отважится на это, – головорезы могли его заметить и схватить.
Пока все это проносилось у него в голове, индеец Джо сказал бродяге:
– Кусты тебе мешают. Да нет, ты сюда смотри! Ну теперь видишь?
– Вижу. Ну ясное дело, у нее гости. Давай-ка бросим это дело!
– Еще чего! Бросить, когда я уезжаю отсюда навсегда, а другого случая, может, и вовсе не представится?! Не бывать тому! Сотый раз тебе говорю: плевать мне на ее деньги, можешь их себе забрать. А вот муж ее мне всю печенку проел, без конца цеплялся; он меня и посадил как бродягу, когда судьей был. Да это еще полбеды! Какое там! Не только посадил, но и велел отхлестать плетью – на улице перед тюрьмой, как паршивого негра, и весь город на это глазел! Плетью! Тебе разве такое понять? Я бы ему этого не спустил, да он обвел меня вокруг пальца – взял да помер. Ну не беда: она мне за муженька своего заплатит!
– Не убивай ее!
– А кто тут хоть слово сказал про убийство? Я? И в мыслях не было. Вот его бы я убил – это точно. А когда хотят отомстить женщине, ее не убивают, нет, не убивают, а уродуют: рвут ноздри, обрубают уши, как свинье, полосуют бритвой лицо!
– Ну это уж…
– Тебя не спрашивают! Помалкивай, пока сам цел! Я ее привяжу к кровати. Изойдет кровью и сдохнет – я тут ни при чем. А ты, парень, мне поможешь, затем я тебя и взял. Одному тут не управиться. Будешь ныть – и тебя убью! Обоих прикончу, и тебя, и вдову, – тогда, по крайней мере, все будет шито-крыто.
– Будет тебе! Раз уж без этого никак, тогда идем. Чем скорей, тем лучше. Меня уже и сейчас трясет.
– А гости? Ты что это засуетился – выдать меня задумал? Смотри, от меня никому не уйти, сам знаешь. Будем дожидаться, пока свет погаснет, спешить нам некуда…