Приключения Тома Сойера

– Знаешь, Том, мне до этого никакого дела нет. Я не другие, мне этого не снести. Не могу я жить, точно веревками связанный. И еда уж слишком легко достается – ее и есть-то неинтересно. Рыбу ловить – спросись, купаться – спросись, да и вообще, куда ни вздумается пойти – спросись, дьявол бы их всех подрал. А уж ругаться – ни-ни, так что даже и рот открывать неохота. Приходится лазить на чердак и там отводить душу, а не то хоть вешайся. Курить запрещается, орать не дозволено, зевать тоже, ни тебе потянуться, ни почесаться, особенно при гостях… И без конца молится, чтоб ей! Я таких сроду не видывал! Только и знает, что хлопочет да заботится! Ну что это за жизнь? А вот еще школа скоро начнется, мне и туда надо было бы ходить – тут и святой взвоет. Пришлось удрать, Том, ничего не поделаешь! Вот эта одежонка как раз по мне, и бочка тоже подходящая, и теперь я с ними ни за какое золото не расстанусь. И вот что я тебе еще скажу, Том: ничего хорошего в этом богатстве нет, напрасно мы с тобой так думали. Если б не эти деньги, ни за что бы я не вляпался в эту историю с вдовой. Так что бери-ка ты мою долю себе, а мне выдавай время от времени центов по десять – только не часто, не люблю я, когда на меня деньги с неба сыплются. И еще: попробуй все-таки уговорить вдову, чтоб она на меня не серчала…

– Знаешь, Гек, ничего из этого не выйдет. Может, потерпишь еще немного – а вдруг тебе в конце концов понравится?

– Понравится?! А ты бы попробовал посидеть часок на горячей плите – тебе понравилось бы? Нет, Том, не хочу я этого богатства, не хочу жить в этих душных домах. Мне нравится в лесу, на реке и в бочке – там я и останусь. Ну их ко всем чертям! И надо же, как раз тогда, когда у нас есть и ружья, и пещера, и мы уже вроде собрались в разбойники, вдруг случилась эта чепуха и все пошло наперекосяк!

Том решил воспользоваться ситуацией:

– Слышь, Гек, но ведь я-то, хоть и разбогател, все равно подамся в разбойники.

– Да ты что? Ох, провалиться мне на этом месте! А ты не врешь, Том?

– Чистая правда – такая же, как то, что я здесь сижу. Только, знаешь, Гек, как же мы сможем принять тебя в шайку, если ты так плохо одет?

Улыбку с лица Гека словно ветром сдуло.

– Как это не сможете? В пираты же вы меня приняли!

– Ну пираты – другое дело. Разбойники куда выше пиратов. Они во всех странах сплошь из самых знатных: герцоги там, графы, да мало ли кто еще.

– Том, ты всегда был мне другом! Что же ты, прогонишь меня, что ли? Примешь ведь, скажи, а?

– Гек, я бы принял, но что люди скажут? Ну каково нам будет слышать: «Ох и шайка у Тома Сойера! Сплошные оборванцы!» Это, между прочим, про тебя будут говорить, Гек. Тебе будет неприятно, а о себе я и не говорю.

Гек долго молчал, борясь с собой, и наконец выдавил:

– Ну ладно, Том. Поживу у вдовы еще с месяц, может, как-нибудь и вытерплю. Но при одном условии: если вы возьмете меня в шайку.

– Вот это я понимаю, Гек! Пойдем, старина, я попрошу, чтобы вдова тебя поменьше терзала.

– Нет, ей-богу? Здорово! Если она не будет цепляться со своими порядками, я и курить буду потихоньку, и ругаться тоже и хоть из кожи вон вылезу, а вытерплю. А ты когда соберешь шайку и двинешь в разбойники?

– Да прямо сегодня. Нынче вечером сойдемся и устроим посвящение.

– Чего устроим?

– Посвящение.

– А это еще что такое?

– Это когда все клянутся помогать друг другу и не выдавать секретов, даже если тебя станут рубить в капусту, а если кто обидит кого-нибудь из нашей шайки, того убивать, и всех его родичей тоже.

– Ох и повеселимся!

– А ты думал! Такую клятву приносят ровно в полночь, и чтоб место было самое страшное и безлюдное – вроде того дома, где бродяги прятались, да только таких домов нынче уже днем с огнем не сыскать.

– Ну хоть в полночь, и то дело, Том.

– Вдобавок клятву надо произносить над гробом и подписывать собственной кровью.

– Вот это по мне! В миллион раз лучше, чем быть пиратом! Сдохну, а останусь у вдовы, Том; а уж если из меня выйдет толковый разбойник и пойдут об этом всякие разговоры, я думаю, она и сама обрадуется, что взяла меня к себе.

Заключение

Вот так и заканчивается эта история. И поскольку речь в ней идет о мальчике, здесь она и должна завершиться, а если ее продолжать, она станет историей юноши, а потом и взрослого человека. Когда пишешь книгу о взрослых, всегда наперед известно, где надо поставить точку – в день свадьбы; а когда пишешь о детях, приходится ставить точку там, где это всего удобнее.

Большинство героев, действующих на страницах этой книги, до сих пор живут счастливо и благополучно. И может случиться так, что автору захочется со временем заняться их дальнейшей судьбой и посмотреть, что за люди из них вышли. Поэтому и не следует рассказывать здесь об этой поре их жизни.