Приключения Тома Сойера

Вдова Дуглас положила деньги Гека в банк под проценты, а судья Тэтчер по просьбе тети Полли сделал то же самое для Тома, и теперь у каждого из мальчиков был просто колоссальный доход – по доллару в день, а в воскресенье – полдоллара. Это равнялось содержанию местного пастора – в те времена всего за доллар с четвертью в неделю человек мог получить жилье и стол, одеваться, а вдобавок стричься и бриться.

Судья Тэтчер теперь был самого высокого мнения о Томе Сойере. Он не раз говорил в кругу приятелей, что обыкновенный мальчик не смог бы вывести его дочь из пещеры, а когда Бекки по секрету рассказала отцу, что в школе Том ради нее выдержал порку, судья был тронут до глубины души и назвал ложь, которую Том использовал для того, чтобы розги достались ему, а не Бекки, святой ложью, достойной войти в историю наравне с исключительной правдивостью Джорджа Вашингтона!

Никогда еще отец не казался Бекки таким важным и серьезным, как в тот день, когда он произнес эти слова, расхаживая взад-вперед по ковру. Поэтому она сейчас же побежала к Тому и рассказала ему все.

Кроме того, судья заявил, что надеется когда-нибудь увидеть Тома великим законодателем или прославленным полководцем, и добавил, что приложит все силы для того, чтобы Том попал в Национальную военную академию, а потом изучил бы юридические науки в лучшем университете страны и таким образом подготовился к той или другой карьере, а возможно, и к обеим сразу.

Богатство Гека Финна и то, что теперь он находился под опекой вдовы Дуглас, буквально втолкнуло его в приличное общество, и Гек страдал, как нераскаявшийся грешник в аду. Прислуга вдовы одевала его, умывала и причесывала, его ежедневно укладывали спать на омерзительно чистых простынях. Геку приходилось есть с тарелки, пользоваться ножом, вилкой и салфеткой, пить из чашки, не говоря уже о том, что нужно было учить уроки по книжкам, ходить по воскресеньям в церковь и говорить так вежливо, что потерялся всякий вкус к разговорам. Одним словом, куда ни кинь – кандалы цивилизации сковывали его по рукам и ногам, лишая свободы.

Добрых три недели он мужественно терпел все эти ужасы, но в один прекрасный день сбежал. Смертельно огорченная и встревоженная вдова двое суток разыскивала его повсюду. Она подняла на ноги весь город, даже забрасывали сети в реку в надежде выловить мертвое тело Гека.

И лишь на третий день рано утром Том Сойер догадался заглянуть в пустые бочки, валявшиеся за старой бойней, и в одной из них обнаружил беглеца. Как в старые добрые времена, Гек тут и ночевал; он уже успел стащить кое-что из съестного и позавтракал, а теперь возлежал, развалясь и покуривая трубку. Разумеется, он был немыт, нечесан, одет в те самые лохмотья, которые раньше придавали ему такой живописный вид, и совершенно счастлив. Том вытащил его из бочки, поведал, каких он всем причинил хлопот, и потребовал, чтобы приятель вернулся домой.

Лицо Гека, только что спокойное и счастливое, помрачнело. Он сказал:

– Дохлое это дело, Том. Я уже пробовал, да не выходит. Я думаю, все это мне ни к чему. Вдова добрая, не обижает, только порядки, которые она у себя завела, не по мне. Ты только прикинь: велит вставать каждое утро в одно и то же время и тут же гонит умываться, потом сама причесывает, чисто все волосы выдрала… Я уж не говорю о том, что в дровяном сарае спать не позволяет; да еще носи этот чертов костюм, а в нем просто задохнешься, и такой он, прах его побери, чистый, что ни тебе лечь, ни тебе сесть, ни на травке поваляться! В церковь ходи, парься там… А проповеди! Это ж чистая погибель: мух не лови, не разговаривай, да еще и сиди в башмаках, не снимая, полдня. Обедает вдова по звонку, спать ложится по звонку, встает по звонку – все у нее одно за другим. Где ж человеку такое вытерпеть!

– Да ведь и у других то же самое, Гек!