Приключения в Красном море. Книга 1

Судно входит в бухту, на мачте сидит дозорный: они плохо знают стоянку. Это вызывает у меня беспокойство, так как у дозорного большой угол обзора, и корпус моей затопленной фелюги скорее всего будет замечен. До берега остается примерно одна миля. Я стреляю в сторону судна. Услыхав выстрел, мои люди производят залп почти одновременно, и три облачка черного порохового дыма расползаются вдоль коричневых камней, уносимые ветром.

Дозорный летит вниз, но он не падает, а прыгает в воду со страха.

Мы перезаряжаем ружья и стреляем еще раз. Несмотря на то что я предусмотрительно поставил прицелы на дистанцию 250 метров, пули ложатся почти вплотную к судну; я не учел высоты, на которой мы находимся, увеличивающей дальность стрельбы. Я велю прекратить огонь, опасаясь, что мы кого-нибудь заденем.

С таможенного судна нам отвечают резкие щелчки ружей системы лебель, но выпущенные в нашу сторону пули улетают неизвестно куда с пронзительным стоном, рикошетом отскакивая от базальтовых плит. Неужели эта проклятая посудина проявит упорство? Теперь во что бы то ни стало нельзя позволить им опознать мое судно, хотя бы и в затопленном состоянии, так как мою шутку расценят как вооруженное нападение на представителей власти при исполнении ими своих служебных обязанностей. А это в лучшем случае — каторга.

На борту таможенного судна есть один европеец, чья рыжая борода колышется над внушительным животом. Беспорядочные жесты человека выдают его крайнее волнение, а экипаж, не осмеливаясь поднять голову над планширем, отказывается выполнять какие-либо маневры. Я без труда узнаю Тома, единственного обладателя рыжей бороды в Джибути. Мне известно, что он похвалялся тем, что поймает меня, но я также знаю, что смелость Тома ограничивается стенами его рабочего кабинета. Однако он мог бы высадить на берег чернокожего аскера. С того места, где я нахожусь, я вижу этого грозного капитана, который уселся в бандоль[41], опустив свой зад в воду и втянув голову в плечи. Он пытается взбодрить своих людей, но те слушают его, никак не реагируя на его призывы, и остаются в том же положении.

К счастью, он никого не посылает на берег, а точнее, никто не соглашается взять на себя эту почетную миссию. Я вижу, как они поднимают привязанный к шесту белый платок и размахивают им, потом судно поворачивается другим бортом, чтобы встать под ветер.

Когда расстояние увеличивается до нескольких кабельтовых, бесстрашные таможенники начинают беспорядочную стрельбу в нашем направлении. Мои люди сокрушаются по поводу впустую растраченных противником столь дорогих патронов…

Счастливого плавания, мсье Тома! Завтра мы опять будем вести с вами беседу и вы расскажете о своих подвигах, сидя на террасе кофейни «Ригас».

Таможенное судно находится уже в трех милях от нас под ветром, а значит, можно не опасаться, что оно повернет назад, пока ветер не переменится.

Я испытываю сильное нервное возбуждение, так как в течение всего этого получаса ждал высадки туземца. Хотя я и не собирался причинять зло этому человеку, надо было во что бы то ни стало помешать ему приблизиться к берегу.

И теперь я испытываю полнейший упадок сил.

Однако необходимо как можно быстрее поднять фелюгу со дна. Она не затонула и сохраняет некоторый запас плавучести, поскольку видны форштевень и несколько досок кормовой надстройки. Сперва я пытаюсь вытащить судно, чтобы, дождавшись отлива, вычерпать из трюма воду, но очень скоро приходится от этого отказаться, так как сильная зыбь, проникающая в бухту, приводит к тому, что кормовая часть киля начинает задевать за дно, а это грозит непоправимой поломкой корпуса.

Видя мою растерянность, Абди сообщает мне, что ему удалось спасти часть риса в танике. Ему здорово достается от меня за столь неуместное в данной ситуации высказывание. Надо быть сомалийцем и вдобавок митганом[42], чтобы думать о еде, когда рискуешь потерять судно. Абди разражается хохотом.

— Но это же нужно для судна, чтобы заделать пробоину.

Он насыпает рис в мешок, изготовленный наскоро из куска парусины, и крепко перетягивает его канатом. Затем Абди ныряет в воду и затыкает этим мешком отверстие в корпусе.

Быстро разбухнув, рис — а его объем увеличивается в четыре раза — герметично закрывает пробоину, парусина до предела натягивается, раздуваясь двумя пузырями с внешней и внутренней стороны судна. Получилась прекрасная затычка. Но мы пока не можем опорожнить судно, поскольку планшири еще затоплены.

С лодки, вновь спущенной на воду, мы поднимаем наш груз, цепь, аварийный якорь и остаток балласта. Затем выливаем из бочки воду и привязываем к ней веревку, пропущенную под днищем судна. Когда мы принимаемся вытягивать веревку с другой стороны, бочка начинает погружаться, наконец целиком исчезает под водой и, давя снизу вверх на днище, приподнимает судно.

Вот уже показались планшири. Теперь остается только вычерпать воду. Через два часа фелюга снова покачивается на волнах.