Приключения в лесу. Избранное

При этих словах Калота вздрогнул, но подавил гнев. Главному Прорицателю были ведомы все небесные тайны, и поэтому боярин его побаивался.

— Ты не обижай их, а наоборот — пригласи злоязычников к своему застолью. Побеседуй с ними, посмейся их шуткам, будь с ними милостив и приветлив. А твои люди сделают то, что нужно: нападут на них и перебьют всех до единого. Повод? Повод найдётся, — втолковывал Прорицатель. — Простой народ любит из-за всякого пустяка затевать спор. А где спор, там и драка. Вот как драка начнётся, мы вроде бы ненароком кого надо, того и уложим.

— Ну и голова у тебя! Ну и голова! Позавидуешь! — воскликнул Калота, уразумев наконец, в чём состоит коварный план Прорицателя. — С моими мозгами да твоим могуществом, то есть наоборот, — поправился он, — с твоими мозгами и моим могуществом мы сотворим чудеса! Знаешь, я даже придумал, кто это сделает.

— Что сделает? — на этот раз не понял Прорицатель.

— Да уберёт с моей дороги злоумышленников. Сделает это Главный Охотник, Зверолов.

— Да, этот годится — из подлецов подлец, — одобрительно сказал Главный Прорицатель. — Любого прикончит за милую душу и глазом не моргнёт! Вооружён отлично, его люди тоже, и убивать для них дело привычное. Кроме того, они разобижены. А сверх всего — в долгу у тебя, ибо заслужили за свою трусость кару, а ты их не покарал. Им только прикажи, в любую минуту схватятся с дровосеками, а как только начнётся свалка, пойдут в ход ножи, и кое-кому придётся худо!

— Прекрасно! — обрадовался Калота и в первый раз за много часов расплылся в улыбке. — Но только, — вновь помрачнел он, — охота мне помучить их перед смертью. Хоть ненадолго собакам кинуть! Или кремнём шкуру содрать!

— Нельзя, твоя милость! Удовольствуйся их гибелью. Мало того, тебе придётся пролить слёзы над их могилой и предать Зверолова суду за то, что он лишил жизни честных и добрых людей. Тогда ты прослывёшь справедливейшим боярином на земле.

— Но Зверолов может выболтать…

— Сначала он попробует удрать, а твоя стража настигнет его и рассечёт на сто частей.

— О-о боже! Что за голова! Дай я потрогаю тебя, посланец неба! — попросил Калота. — Хочу увериться, что ты не привидение.

— Изволь, трогай, — наклонился к боярину Прорицатель. — Только к волосам не прикасайся, потому что они не мои.

— А твои где же?

— Спалили, когда я был ещё молодым прорицателем, неопытным. Предсказал лёгкий дождик, а на самом деле повалил град и побил все посевы. И обидчики мои — те же самые люди, которые теперь возводят хулу на тебя, твоя милость. Они ни тебе не верят, ни мне. Говорят, будто я не умею предсказывать, будто неведомы мне земные и небесные тайны…

— Ну, дальше уж некуда! — негодующе воскликнул Калота. — Сами не знают, чего хотят…

— Нет, это они хорошо знают… — сокрушённо покачал головой Главный Прорицатель. — Они хотят, чтобы не было ни крепости, ни боярина, который забирает у них треть их добра, ни Главного Прорицателя, который отбирает вторую треть. Вот чего они хотят. Но этого не будет. Клянусь небом, не бу-дет!

— Я тоже клянусь! — воскликнул боярин. — Ступай, посланец неба, сыщи Зверолова и обо всём с ним условься. Вот тебе мой боярский перстень, покажешь ему, если он усомнится в том, что слова, которые ты ему скажешь, — мои слова, что твоё повеление — это моё повеление. И ещё скажи ему, что я назначу его капитаном моих стрелков, если он докажет свою преданность нашему святому делу.

— Слушаюсь! — ответил Прорицатель и направился к двери.

Но боярин остановил его:

— Погоди! А дракон как же?

— Прежде разобьём врагов, а дракон нам не страшен. Через крепостные стены ему не перебраться. Он ведь не летающий змей, так что тревожиться не о чем.

— Прекрасно! Ступай! — Калота махнул рукой, и Прорицатель скрылся за потайной дверью.

Довольный таким оборотом дела, боярин направился в свою опочивальню. За окном одна за другой гасли звёзды. Занималась заря…

Глава девятая Не только боярин бодрствовал в ту ночь…

Не сомкнули глаз крестьяне, имевшие дочерей, потому что никто не знал, кому из девушек предстоит на рассвете стать жертвой дракона. Не сомкнули глаз и те парни, у кого были невесты; ни на миг не уснули братья, тревожившиеся за участь сестёр, и ещё много-много других людей.

Самые смелые собрались в хижине деда Панакуди, чтобы обсудить, как и что делать дальше. Были тут Козёл, Двухбородый, молодой дровосек с рассечённым лбом, два-три пастуха, углежог из Дальних Выселок со своим семнадцатилетним сыном, которого звали Сабота.

— Я считаю, надо тайком увести всех девушек в лес, — сказал Козёл.

— А я, — шёпотом произнёс Панакуди, — советую сначала положить в рот два ореха и уж тогда говорить. Сквозь стены всё слышно, а у соглядатаев боярских ушки на макушке. Когда во рту орехи, не разобрать, кто говорит и что говорит.

Все кивнули — мол, твоя правда.

— Да здравствует боярин Калота, его свита и боярский совет! Да пошлёт им небо здоровья и всяческого благополучия! — громко выкрикнул старик, потом взял два ореха и уже гораздо тише произнёс: — А шейчаш дауайте го-воуить пуавду!