Приключения в междумирье. Наперегонки со смертью

Разверзся рот, сверкнув яркими звездами и космической мглой. И Мими сказала только одно слово. Не просто сказала – ее решение вылетело сияющей лентой букв, сложившихся под куполом здания Суда в единственное слово на универсальном языке. Слово, отголосок которого все продолжал пульсировать, эхом отражаясь от всех поверхностей в зале:

– НЕТ.

Слово осталось висеть над ареной, постепенно рассеиваясь в теплом влажном воздухе, а Мими исчезла.

Глава 20. Любовь и догадливость

Вера словно ослепла и оглохла. Или укуталась в толстое пуховое одеяло, не пропускающее к ее органам чувств звуки, вспышки и прочие внешние раздражители. Может, высшие расы и узрели в решении Мими какой-то сакраментальный, высочайший смысл, но Вера понимала только одно: ей подписали смертный приговор. И подписал его не враг, не злобный неведомый монстр, не подкупленный судья. Да, теперь Вера воочию убедилась в том, что изначальная материя – разумное существо. Животное предать не может, оно хранит верность в силу инстинктов (а, может, в силу чистой совести и отсутствия корысти в своих привязанностях). Умение предавать – это прерогатива разумных созданий. Это их главная отличительная особенность. Даже более отличительная, чем способность к абстрактному мышлению.

Горько сознавать, что после долгой и нелегкой жизни ты осталась такой же наивной дурочкой, как в далекой юности… Где высшие расы и где ты, низшая человечка. Что значит твоя жалкая жизнь в контексте всего универсума?

Сквозь пелену слез Вера смутно различала родное полосатое лицо, видела встревоженные глаза, движущиеся губы, окликающие ее по имени. В голове крутилась только одна мысль, одно воспоминание из пояснительных речей ее демона-хранителя: ни Верховный Суд, ни Элеор не может отменить окончательное решение изначальной материи. Напрасно она думала, что дружит с ней. Она ошиблась, как когда-то Старейший, полагавший, что дружит с творцом миров.

Сказала Квазику:

– Пойдем домой.

Наверное, сказала. Может, только подумала или шевельнула губами. Главное, что демон ее понял.

Засветился золотой туннель. Надежные руки прижимали ее к широкой груди, дарующей благословенное тепло. Молчание между ними не было тяжелым – просто печальным и безнадежным. К чему все это было? Этот договор, выживание, новый мир и новые надежды? Больше всего жаль было не себя, а Квазика. Она-то просто умрет, а он останется жить с ощущением страшной потери…

– Мы дома. Ты устала? – тихо прозвучало у самого уха.

Они приземлились в своей спальне. Той, которою делили на двоих столько ночей.

Вот и замечательно. Ее маленький кусочек счастья… напоследок.

Руки Веры скользнули по мощной груди и рукам. Слишком много одежды, но тут же достаточно лишь вообразить, верно?

– Что ты делаешь? – голос у уха охрип и упал до самых низких рычащих ноток. – Ты не осознаешь… ты сейчас не в себе…

Контрастом к словам налились силой, стиснулись и потяжелели обнимающие Веру руки. В противовес благородной попытке удержаться от необдуманных поступков, спровоцированных состоянием аффекта, двинулись в путешествие твердые губы, сминая мягкую женскую кожу, прикусывая и поглаживая.

– Я все осознаю, – заверила Вера. – Это ты всегда сбегал, не я.

– Ве-е-е-р-рр-а-а…

Все смешалось в яркий хоровод чувств и прикосновений. Хриплое дыхание, сверкающие в полумгле черные глаза, игривый хвост, обвивающий и щекочущий, горячие губы, руки, иногда чуть царапающие когти… Хотелось вжаться в своего демона, проникнуть в него, слиться навечно в единое целое – и ничто и никто не мешал Вере исполнить это желание. Наоборот – ее стремление всячески поддерживали, ни на миг не выпуская из тесного кольца объятий. Это была долгая и упоительная ночь, не оставившая места сожалениям и разочарованиям. Ради этой единственной ночи стоило ставить на кон свою жизнь. Определенно стоило!

Утро пришло внезапно со свечением потолка. Квазик недовольно рыкнул на автоматику, и темнота вернулась, но сон уже сбежал. Да и зачем тратить на него время, которого, скорее всего, не так много осталось?! Правда, прислушавшись к себе, никаких признаков амнезии или апатии Вера не обнаружила. Напротив, память была ясна, как никогда, сердце радостно пело, тело сладко нежилось в руках ее любимого демона, в душе поселилось ожидание чуда.

Веру перевернули на спину, снова зажегся приглушенный утренний свет.

– Как ты себя чувствуешь? – встревожено спросил Квазик.

– Отлично! – бодро откликнулась Вера и потянулась к его лицу, ласково проводя пальчиком по полоскам-заклинаниям. – Можешь смело продолжать целовать!

На ее игривый призыв не откликнулись. Черные глаза ошеломленно распахнулись, женская рука была схвачена и перевернута запястьем вверх.

Что его так поразило? Ой, а печать-то поменяла цвет!

– И что это значит? – Вертя рукой, Вера любовалась искрами, рассыпаемыми золотой меткой. Черного цвета не осталось и в помине.

– Что договор перешел в статус исполняющегося, – неприятно проскрежетал голос ее демона, словно когтем по стеклу.