- А если все-таки нынешний мэр финиширует? - попытался отвлечь ее я.
- Не финиширует, - сказала графиня. - А если случится так, то мы все четыре года будем марши протеста отсюда играть.
Так разговор благодаря моей ловкости скатился на музыку.
- Эти глаза напротив ... - задумчиво промурлыкала графиня. - Вы знаете, сейчас всё попса, попса. Моцарта никто не слышит уже, - сказала она в полной уверенности, что 'Эти глаза' - Моцарт.
Мы посидели еще с полчаса, пока эти глаза напротив не стали смыкаться, да и мои тоже.
- Есть у вас паспорт? - спросила вдова, когда мы вышли из-за стола. - Я вам мужев дам. В конце концов, им-то какая разница.
Вот и документы мне выправились. И муж остался при своих гражданских правах. А знаете, дорогие, мне стала нравиться эта жизнь с чужого плеча. Полушубок, паспорт, халат. Будуар?
Вы уже проворно вообразили, наверное, как врата этого рая распахнулись передо мной, как графиня, прекрасная от стыда, сбросит с себя свои фижмы. - Не извольте беспокоиться, торопливый читатель. Позвольте мне. Вам из своей недействительности даже при максимальной эмпатии не сравниться со мной как участником этих событий.
- Да, - сказала графиня, останавливаясь в дверях будуара. - При стечении народа и благоприятных обстоятельствах возможен вооруженный переворот. Вы возьмете со мной пистолет?
И услышав, что да, возьму, захлопнула передо мной дверь.
Глава 22
Этот первый мой сон в доме вдовы был не очень глубок. Перемена обстановки тому способствовала, да еще тот факт, что днем я хорошо выспался под лестницей.
Мысли, образы сновидений сновали в голове, но в определенную картину не складывались. Графиня - Древо - Маргулис - Ржевский - шевалье, он же денщик трясёт меня за плечо:
- Вас, барин, к барьеру.
Я машинально ухватился за пистолет. Памятуя о том, что еще как минимум трое налетчиков до сих пор меня ищут, я решил первое время не расставаться с оружием. По крайней мере, до тех пор, пока обстоятельства не прояснятся. Может, с дворянами удастся договориться о выселении этих негодяев из города. А может, надеялся я, что маска маркиза настолько срослась с физическим моим лицом, что и юридически я теперь чист перед Леопольдом, покойным, я повторяю.
То обстоятельство, что его в этом мире больше нет, не могло служить окончательным утешением. Даже при отсутствии претензий с его стороны у этих троих - если их всего трое - могут быть свои намерения. И возможно даже, что именно теперь, не скованные присягой верности боссу и правилами коллективной игры, они станут действовать более решительно, то есть грубо, глупо, но наверняка, с применением крайних мер и физического насилия. Так что пистолет на всякий случай был постоянно при мне. На сиденье стула в данный момент лежал, прикрытый халатом.
- Вставайте, граф, вас ждут великие дела, - произнес нараспев голос графини, которая, манкируя условностями, вошла ко мне, голому, спящему, и теперь бесцеремонно трясла за плечо.
Я открыл глаза. Светало. Вернее, было уже вполне светло.
- Я мужа своего всегда так будила. Мол, вставайте, граф, вас ждут великие дела, - вновь промурлыкала эта женщина.
- Хорошо-хорошо, - пробормотал я, стараясь, чтоб в голосе не прорвалось ни нотки неудовольствия. - Встаю.
Ей повезло, что пистолет применить не успел. Мое резкое движение не замечено было графиней, рассеянной с утра, уже мысленно занятой чем-то своим - чем? - Ах, да, выборы. Дело житейское, демократическое.
Она вышла, чтобы дать мне одеться в пиджачную пару, которую, видимо, только что сама и внесла, не совсем аккуратно бросив ее на кресло.
Минут через двадцать, совершив туалет, облачившись в брюки с командорской задницы и в пиджак с его же плеча, я спустился вниз.
Гардероб в целом сидел на мне сносно, только рукава были немного длинны, да у рубашки отсутствовала верхняя пуговица, пустую петельку я догадливо прикрыл галстуком.
Чтобы не таскать с собой лишнего, я вынул из карманов и выложил: довольно пухлый блокнот; несколько разрозненных, различного формата бумаг, тоже с записями; около десятка ручек и карандашей, оставив при себе лишь одну, ну и так далее.
Во вшитый с исподу дополнительный обширный карман, освобожденный от блокнота, я упаковал пистолет и покрутился перед зеркалом: нет, ничего не оттопыривается. Сверху, вероятно, еще дадут плащ.
Позавтракали мы очень быстро. Я даже не сообразил, чем.
- Пошевеливайтесь, шевалье, - поторопила своего шофера графиня.
Шевалье - на этот раз без ливреи - подал 'Пежо'. Он был одет в темно-коричневый, почти черный костюм. Шляпа, тоже очень коричневая, придавала ему сходство с гангстером Копполы. Да нынче и манеры его были под стать.
Зима еще только грозила издали, брала на понт. Но было довольно прохладно, во всяком случае, ниже нуля. Солнце то показывалось, то снова прятало свой тусклый лик, словно дурно выбритый, с отеками и побоями с перепоя. На юго-востоке было немного облачно, запад был чист от туч, но небо едва голубело - бледное, выцветшее, как ситцевый платок предместий.