Я попытался выяснить о судьбе своих бывших содомников, обиняками, так как опасался, что лишнее напоминание о них может травмировать графиню. Но сообщить она мне могла очень немногое. Пациенты и их заложники оказались предоставлены сами себе, пока власть переходила в другие руки. По-видимому, у них начинался голод. Родственникам врачей, создавшим комитет по их вызволению, удалось вытащить только двоих - в обмен на карты картофельных полей. Освобожденные сообщили, что паёк сильно урезан. Во множестве развели мышей. В целях борьбы с ними отловили в парке и запустили котов, но коты и мыши сдружились и грабили стремительно пустевшие кладовые сообща. В общем, неустройство и неразбериха жуткие, в бане нагажено, как часто бывает после революционных событий. Кроме того, какие-то канальи открыли краны, и вода почти вся вытекла. Выдают по два стакана в день. Как бы они там не сожрали друг друга.
Мы все это прилежно выслушали, я и мой член, пребывавший в состоянии нормали. А потом, навербавшись вдоволь, покинули будуар, вернее, были вежливо выпровожены безо всякого сострадания к нашей страсти.
Ночью она мне приснилась: мол, отдамся по вокзальной цене. Я возразил: я же ваш муж, а не клиент. Муж, сказала она, мне жизнью заплатит. Мне часто снилось, что вот, я на ней, а, проснувшись, лишь опять убеждался, что в знаменателе пусто.
Глава 24
Жизнь, сбитая с толку выборами, понемногу налаживалась. Открывались магазины и прочие заведения, всяческие учреждения, чиновники которых были непривычно вежливы, не зная, на кого работают в данный момент.
Новый глава все еще не пожелал себя объявить общественности, хотя уже две недели прошло, заканчивался ноябрь, но жители мало-помалу привыкли к такому положению вещей, пока в здании администрации плелись паутины новых взаимоотношений, мотались клубки, а сам паук пребывал в щели.
Дворяне вернулись к своим привилегиям, время от времени вступая в переговоры и мелкие стычки с немцами и не оставляя попыток наладить с пауком хоть какой-то контакт. Но четверо мордоворотов, выставленных у ворот для связи с общественностью, всячески эти попытки пресекали.
В городе возобновилась светская жизнь, одним из еженедельных моментов которой были музыкальные вечера у графини, первый из которых состоялся в ближайшую среду.
Я непосредственного участия в приготовлениях не принимал. Вдова все хлопоты взяла на себя, желая, чтоб этот первый вечер стал для меня сюрпризом. Я сидел в кабинете, перенося свой нехитрый сюжет с простыни на бумагу, время от времени прислушиваясь к тому, что происходило внизу.
Там под предводительством шевалье суетились рабочие и лакеи, нанятые на этот вечер в каком-то бюро услуг, двигали мебель, драили зеркала, завозили напитки и угощенье. Позже прибыл дворянский оркестр. Все эти звуки внизу, особенно струнные взвизги, досаждали чрезвычайно, а один раз полосонуло так, что волосы встали дыбом, а палец конвульсивно забарабанил по букве Щ, редкой в употреблении. 'Скрипка', - немного нервно подумал я. Музыка была признана мной врагом номер один, одновременно являясь величайшей страстью графини наряду с командором и невротической преданностью сословью.
За полчаса до прибытия первых гостей графиня вошла в кабинет и внесла командорский фрак.
- Мы теперь одна фракция, - сказала она. - Так что фрак вам просто необходим.
И оставила меня одного - одеваться.
Через четверть часа я спустился вниз.
Один угол Акустического зала заняли музыканты - камерный квартет, обыкновенно входивший в состав оркестра Галицкого. Этот аристократический оркестр был единственный в городе, по мере надобности перестраиваясь и выделяя из своего состава тот или иной бэнд.
- Сегодня у нас Страдивари, - сказала графиня. - Немного Моцарта. Потом Девятый квартет Бетховена до-мажор. Потом танцы. Дайте нам, Василий, шампанского, а то что-то наш маркиз очень скучный стал.
Незнакомый Василий, в белых перчатках и сам весь в белом, подал небольшой поднос, на котором умещалось как раз два бокала богемского хрусталя, один из которых, шипя шампанским, оказался в моей руке.
Я знаток и любитель алкоголя посредственный, но напиток произвел ожидаемое графиней действие, и все это время, пока не началась музыка, я был радостно возбужден.
- Баронесса Борисова! - объявил шевалье прибытие первой гостьи.
Я осушил и графинин бокал, который она мне сунула, рванувшись к двери.
Баронесса оказалась невысокого роста брюнеткой лет двадцати пяти, очень хорошенькой, особенно если хорошенько хлебнуть. С ней явился суховатый мужчина, который был мне представлен как ее барон. Удивительно было не то, что при баронессе был ее мужчина, а то, что почему-то о нем Шуваловым не было заявлено.
- Моё почтение, баронесса, - галантно расшаркался я, целуя руку маленькой женщине. - Очень приятно, барон, - сухую баронову руку жмя.
Рядом с супругой барон казался очень высоким (почему-то эта проблема: высок - не высок тот или иной гость, в тот вечер занимала меня), однако, отдалившись от нее хотя бы на метр, выглядел даже меньше, чем все.