Приключения женственности

— Странно устроена ваша жизнь — ничего в ней от вас не зависит. Я тоже… Расстанемся, и вы, наконец, перестанете все время чувствовать себя виноватым — передо мной, перед вашей женой, не знаю еще, перед кем… — Женя хотела перечислить все преимущества, которые получит Рахатов от их разлуки, но больше ничего придумать не смогла. — Как это так вышло, что никаких неудобств, никакого беспокойства наши отношения вам не доставляли? Даже свидания заранее планировать не надо — появилась возможность — и я тут как тут, все бросила. И отменить назначенную встречу — пара пустяков. А на мои сетования — простой ответ: «У тебя соперниц нет и быть не может. Я никогда ни к кому так не относился». Это, пожалуй, правда.

Вспомнилось, как во время последнего свидания он попросил прочесть ему письмо от поклонницы. «Передохнем немного, хочется блаженство продлить… Видишь, как я тебе доверяю… У нее почерк такой, что только профессионал разобрать может, а у меня уж глаза не те…» Почерк и правда был странный, неестественный какой-то, как будто нарочно испорченный, чтобы спрятать орфографическую неграмотность. Такое письмо можно показывать только очень надежному человеку.

— Она же вас любит… — Женя даже отпрянула от Рахатова.

— Не знаю, она мне не говорила… — Он спокойно притянул Женю к себе.

— И говорить не надо — каждая строчка об этом кричит! Как вы можете так обманывать бедняжку?!

— Я ей никогда не говорил о любви. Да и с чего ты взяла — ей просто стихи мои нравятся.

— Не скромничайте! — Женя все-таки высвободилась из его объятий и закрылась одеялом.

— Ну что ты так взъерепенилась! Может быть, знакомство со мной — самое яркое событие в ее жизни. Но если тебе мешает, я больше отвечать не стану…

Жене не мешало…

Стало прохладно. Прижав голым плечом трубку к уху, она поставила аппарат на кресло и залезла под одеяло.

— Что-то слишком часто стала ты о расставании говорить. Неужели думаешь, что нам обоим станет легче, если разлучимся? Мы оба из гордости можем делать вид, что не страдаем, что ничего страшного не произошло, но какая огромная это потеря — все равно проявится. — Рахатов замолчал, а Жене сказать было нечего. — Ты мне говорила, что твоя сестра разлюбила мужа…

— Неужели вы можете мою откровенность во зло использовать?!

— Господь с тобой! Я о том, что ты очень впечатлительна и под влиянием сестры решила со мной разделаться…

Женя рассмеялась, но вышло неестественно, нарочито. А что если он прав? Ведь она уже пробовала с ним расстаться. Выдержала тогда неделю. Только неделю радовалась своей свободе, а потом разом исчезли претензии, доказательства его вины, и осталось такое желание его увидеть, что она, не найдя его по телефону ни дома, ни в доме творчества, отправила телеграмму на дачу, наугад: «Простите пожалуйста позвоните». «Пожалуйста» относилось и к первому, и к последнему слову. Подпись не поставила, надеялась, что он и так догадается. Догадался, но позвонил только через два дня, когда вернулся в Москву. Второй раз так поступать нельзя, второй будет последним.

— Ладно, поздно уже. Давай спать ложиться. Да, чуть не забыл: когда тут все уладится, мне придется на дачу поехать. Но я постараюсь тебе позвонить.

Опять удар из-за угла. Никогда у него не хватает мужества подготовить ее к долгой разлуке… Ну и пусть…

30. ПРИМИТЕ МОИ СОБОЛЕЗНОВАНИЯ

— Примите мои соболезнования… — Валерия Петровна не дождалась, пока Женя снимет пальто, сразу вошла в ее кабинет. — Вот, подпишите бумагу в АХО, чтоб они венок заказали. Как, вы еще не знаете? Вчера Павел Александрович скончался.

Женя растерялась. Невозможно представить, что Кайсарова уже нет. А надо, надо какие-то слова говорить, что-то делать. Да, надо спросить, когда похороны. Только бы не девятого — тогда придется редсовет отменять. А сколько сил потрачено, чтобы найти время, удобное для всех тузов и свободных художников. И тут же со стыдом оборвала себя: «О какой ерунде думаю!»

— Я звонила его дочери, но она еще не знает, когда похороны. Наверное, из-за праздников отложат.

Валерия продолжала выкладывать все, что узнала — Кайсарова положили в Кунцевскую больницу для профилактики, чтобы был профессиональный присмотр на время октябрьских праздников. Умер он ночью, во сне. А Женя смотрела на нее расширенными глазами и не могла ничего вымолвить.

Месяц назад или чуть раньше она случайно пересеклась с дочерью Кайсарова и от неловкости, вызванной неприязненным кивком, попросила у той разрешения навестить Павла Александровича в день его рождения. Дочь еще больше нахмурилась и резко ответила, что отец нездоров и посетителей не принимает.

Значит, весной виделись последний раз… «Я оптимист, — повторил Кайсаров. — Я верю, что все будет хорошо. Большая ложь даже семьдесят лет не продержалась. Подлость и низость отступают перед здравым смыслом». Никакого знака, никакого предчувствия не было. Запомнилась обратная дорога — как шли с Сашей по черно-белому березняку, на который сверху была накинута вуаль их клейких зеленых листиков.