Прикосновенье

Зажав замурзанный платок,

Шла незнакомая девчонка

И ныла: — Дядя, дай цветок!..

И на глаза довольной паре

Потом попался мой букет.

Простите, где вы покупали?

Какая прелесть этот цвет!..

Спросила встречная старуха:

— Им георгины не родня?..

И чей-то вздох коснулся слуха:

— А ведь и ты любил меня…

«Весна мокрой тряпкой снега уже стерла…»

Весна мокрой тряпкой снега уже стерла,

Лишь в чащах они залегли.

На голых пространствах зеленые сверла

Дырявят поверхность земли.

На самом ходу, посреди тротуара,

Мешая прохожим пройти,

Весной, как войной, оглушенная пара

Не в силах расстаться в пути.

Мы пишем стихи, рассуждаем, пророчим.

Бумага под словом горит.

Толкуем о жизни… А жизнь, между прочим,

Сама о себе говорит.

ГУЛЯНЬЕ

Легко наездница гарцует,

И конь пускается в полет,

И так под музыку танцует,

Что странно, как он не поет.

Мы за живой стоим стеною,

Тебя я за руку держу

И потихонечку, спиною,

С тобой от круга отхожу.

Реши, куда пойти нам проще —

Вдоль тротуара иль тропы.

Что скроет нас надежней — роща

Иль движущийся лес толпы?

ЖЕНСКИЕ ЛИЦА

Набирает силу лист.

Я маршрут себе намечу.

Сколько ранних женских лиц

Попадается навстречу.

На троллейбус, на метро

Накатила дымка эта.

Вон их сколько намело —

Словно вишенного цвета.

Сколько свежих женских лиц

Чистым утром на припеке.

И какой-то старый лис,

Промелькнувший в их потоке.

«Все было стойким зноем залито…»

Все было стойким зноем залито,

К утру не охлаждался дом.

Нам сдали комнату лишь на лето.

Найдем ли что-нибудь потом?

Заката длительное зарево

В окошках множило огни.

На дачу выбрались хозяева.

Вот и остались мы одни.

Твое зардевшееся личико,

И рассудительность в речах,

И от девического лифчика

Полоски на твоих плечах.

В РАЗЛУКЕ

«Куда пойти? Что сделать?» — не решу я.

Стою, фуражку сдвинув набекрень.

Неистовствуя, мучаясь, бушуя,

Из-за заборов ломится сирень.

Природа зазевается немного,

И в тот же миг свободно и легко

Сирень, кипя, прольется на дорогу,

Как через край кастрюли — молоко.

И все заполнит чадом лиловатым…

Нет! Я не то сравнение нашел, —

Она с громовым яростным раскатом

Хлестнет как в бурю волны через мол.

Тих городок по имени Барятинск,

Закутался садами до бровей.

Трещат заборы, сдерживая натиск

Тяжелых, перепутанных ветвей.

Хрустит сирень, тоскует и теснится, —

И тоже тесно сердцу моему, —

Сопротивляясь, медленно кренится

И тонет мир в сиреневом дыму…

ВДАЛИ

Стволы за окошком белёсы,

Едва проступают из мглы.

Но это совсем не березы,

А яблонь беленых стволы.

И кто-то у самого дома

Смеется среди темноты.

И песенка эта знакома —

Поешь ее только не ты.

«Дорогая…»

Дорогая,

Помнишь ты, как в метельной ночи,

Догорая,

Дышат угли живые в печи?

А снаружи,

Если к стеклам приникнуть тесней,

В мире стужи

Видно клочья летящих теней.

До рассвета

Без лопаты за дверь не ступи!

Будто где-то

В белой хатке средь белой степи.

Временами

В кухне дужкою звякнет ведро.

То под нами

Осторожно проводят метро.

Полквартала,

Даже меньше — и вот он, Арбат.

Ты устала?

А за окнами хлопья свистят.

Будь же прочен,

Старый дом средь ревущих ветров.

(Между прочим,

Это, в сущности, первый наш кров.)

Звон метели.

Да от печки, что стихла во сне,

Еле-еле

Зыбкий отсвет дрожит на стене.

«О если бы ты хоть на миг увидала…»

О если бы ты хоть на миг увидала,

Как я выбивался из сил.

Но что было делать — сирень увядала,

Пока я ее довозил.

Но ты никогда не была равнодушной,

Ты гладила каждый листок,

А мне говорила: «Немедленно нужно

Поставить сирень в кипяток».

Сначала я спорил. Но мало-помалу,

Буквально у нас на виду

Сирень распрямлялась, сирень оживала,

Как в самом заправском саду.

Сейчас мы шагаем дорогой одною,

И мне улыбаешься ты,

Когда мы весной замечаем с тобою

Цветущей сирени кусты.

Но я б не хотел, чтоб в жару и в бураны

Цвела она так же весь год.

Она потому навсегда дорога нам,

Что только весною цветет.

ОСЛЕПЛЕНЬЕ

Как будто бы чьих-то грехов искупленье,

Порою нисходит на нас ослепленье.

Не видит садовник раскрывшейся розы,

А шахматный гений — простейшей угрозы.

Не видит грибник, что в грибах вся поляна,

Беспечное сердце не видит обмана.

Не видит охотник когтей отпечатки,

А старый наборщик — смешной опечатки.

И страшно, когда, вдруг очнувшись за чаем,

Мы слезы в любимых глазах замечаем.

РОДНЫЕ

— Неродные? Чепуха!

Мы родня под общим кровом

Но гранатная чека

Сдвинута недобрым словом.

— Эти дети — от него.

Посмотрите, как похожи!.. —

И, однако, отчего

У самой мороз по коже?

Ну а он?.. За столько лет,

Что смотрел на эти лица,

Может, в них оставил след

Тот, который нынче длится?..

«Обыденности ряска…»

Обыденности ряска,

Зацветшая в тиши…

Как требуется встряска

Для тела и души!

Чтоб страстью нас задели,

Не звоном ремесла, —

Больным ходить неделю,

Так книга потрясла.

И чтоб, вбежав в воротца

И слыша крови гул,

В глаза, как в два колодца,

В тебя я заглянул.

РИСУНОК

Вдруг озарится мгла

В каком-то странном плане.

Ахматова была

Моделью Модильяни.

До первой мировой,

Среди возможных сотен,

Рисунок перовой

Изящен и свободен.

Но вы узнали — чей,

И тут вас поразило

Скрещенье двух лучей,

Двойная эта сила.