Прикосновение

– Вижу, ты хочешь разговаривать только о деле. Что ж, отлично, – заключила она, а потом стала надавливать пальцем мне на бедро, произнося каждое важное для себя слово. – Никакого плоскостопия. Ты скажешь, это мелочь, но у меня не будет времени на лечение. Не возражаю против очков. Они добавляют солидности и достоинства. Но никаких проблем со слухом или кожей. Всякая там экзема полностью исключается. Да, и не надо сюрпризов в сексуальной области. Этим уже сыты по горло, благодарим покорно.

– Рост?

– Выше пяти футов и шести дюймов, по крайней мере. Но я не желаю и особо выделяться. Когда в тебе шесть футов и два дюйма, тебя воспринимают уважительно. Но чуть выше, и ты уже начинаешь привлекать ненужное внимание.

Я сделала пометку.

– Как я поняла, тебе нужно что-то на годы, а не на пару месяцев?

– Да, ты поняла верно.

– Ты ставишь перед собой какие-то особые цели, о которых мне следует знать?

Она ненадолго задумалась, а потом ответила:

– В общем, так: я хочу устроить нормальную жизнь, жениться на красивой девушке, иметь дом, завести ребенка. А если у меня еще и будет при этом диплом Гарварда – доплачу отдельно.

Глава 32

Пятьдесят лет спустя я шла по улицам предрассветной Братиславы с сумкой через плечо, с наручниками в кармане и чувствовала жуткую злость.

Это был тот серо-синий час самого пронизывающего холода, когда ночь уже успела поглотить последнее тепло вчерашнего дня, а заменить его было нечем. Оставалась лишь надежда на солнце, вот-вот готовое снова взойти. В дверях супермаркета рядом с надежно опущенными на витрины жалюзи спал нищий, совершенно выпавший из жизни, подложив синий пакет под голову. На пустынной сейчас рыночной площади Милетикова доносилось урчание мотора мусоровоза, собиравшего и крушившего в кузове пустые ящики, оставшиеся от предыдущего торгового дня, освещая желтыми фарами серые стены домов. По Дунаю в сторону Вены пыхтела оранжевая самоходная баржа с ржавыми бортами, высоко сидевшими над водой. Я направилась к выгнутой арке моста Аполлона и заметила сидевшего под ним на лавочке одинокого дворника, покуривавшего рядом со своей тележкой, куда собирал мешки, набитые павшей листвой.

При моем приближении он поднял взгляд, но не воспринял меня как источник опасности. Я достала наручники, защелкнула на своих запястьях. При их щелчке дворник снова посмотрел на меня, но успел лишь увидеть, как моя рука протянулась к его шее. Я прижала пальцы к оголенной коже между ключицей и шеей и совершила переход.

Натан Койл покачнулся, когда я поднялась с лавочки, и, прежде чем он успел сделать хотя бы одно движение, я ударила его в плечо, не слишком сильно. Однако Койл качнулся назад и оступился. Он попытался смягчить падение, но его руки были скованы спереди, и потому падение получилось болезненным. Я склонилась над ним. У меня хрустнул коленный сустав. Зато моему телу стало тепло, оно даже было покрыто липким потом под плотной защитной курткой. Койл хотел что-то сказать, но я уже сдавила одной рукой его горло, а другую прижала к щеке и прошипела:

– На кого ты работаешь?

Мне хотелось кричать, но над рекой звуки разносились далеко и звонко, а потому я лишь крепче надавила на его руки и прорычала:

– Почему ты убил Жозефину? На кого ты работаешь?

Как только он попытался выскользнуть из-под меня, перекатившись в сторону, я зажала коленом его руку. Потом вонзила кулак ему в лицо, перенесла весь свой вес на его грудь и громко прошептала:

– Что вам надо?

– Кеплер… – слово едва вырвалось из его рта, преодолев давление моей руки на горло. – Галилео.

– Кто такой Галилео? Что такое Галилео?

– Санта-Роза.

– Я не знаю, что это.

– Санта-Роза. Милли Вра. Александра.

– О чем ты говоришь? Что все это значит?

Он снова попытался дернуться, но заметил, как сурово я поджала губы, и решил сдаться, пока недопонимание не зашло слишком далеко.

– Он убивает, потому что ему это нравится, – прошептал он. – Убивает, потому что может убивать.

– Кто? Галилео?

Он не ответил, но и не пытался ничего отрицать. Я прижала локоть к его трахее так, что у него глаза полезли из орбит.

– Я не профессиональный убийца, – прохрипела я. – Все, к чему я стремлюсь, это остаться в живых.

Он хотел продолжать говорить, но его язык не шевелился, и у меня появилось немного времени на раздумья. Это лицо, которое уже столько раз смотрело на меня из зеркала, теперь исказил чей-то чужой страх. Но это было лицо того, кто убил Жозефину Цебулу.

Его щеки, распухшие и покрасневшие, на глазах приобретали пурпурный с синевой оттенок. Издав подобие рыка, я чуть ослабила давление, позволив ему вдохнуть поглубже, и от усилия у него даже задрожала голова.

– На кого ты работаешь? – снова спросила я, вонзив пальцы в собственные запястья, скрытые сейчас плотными и вонючими перчатками. – Кто придет за мной?

Он лежал, пытаясь отдышаться, и молчал.

– Они ведь убьют и тебя тоже. Если они подобны тебе, то придут за мной, а заодно прикончат и тебя.

– Знаю, – ответил он. – Я это знаю.

Знает, но ему все равно. А я уже забыла, когда в последний раз сама хотела умереть.