И только ее робкое воображение думает, что из-за отмены скатерти, одновременно отнменится что-то важное, нужное и нежное.
Она поспешила положить скатерть в алфавитную её ячею. На букву «Р».
Рождество еще никто не отменял. И Юля успокоилась.
Лён в городе
Это был выстрел — прямое попадание.
Нет, это было впервые в жизни, когда в её могучем, подкрепленном дипломом филфака, не нашлось слов, чтобы увиденное чудо донести до окружающих. Хотя бы членов маленького ее семейства.
Пока она стояла и хлопала от восторга перед увиденным. Более того, ей хотелось снять шляпу, которую она никогда не носила, и отдать честь этому экзотическому цветку на её подоконнике.
Им заканчивался длинный-длинный стебелек, выросший случайно сбоку в горшке с кактусом, колючим и невменяемым.
Семечко льна проросло стремительно, рвануло вверх, стартовало, и за ночь на этой устремленности образовался бутон, который мудро так разворачивался к лучикам солнца. И к обеду — расцвел голубым и желтым.
Очень необычный был цветок. Он смотрел на улицу, узкую и грязную от пыли и машин, которые с этой высоты выглядели игрушечными, а особняки давно уж сущего времени стояли насупленными и грязными.
Синий глазик цветка на тонюсеньком стебле выглядел совсем уж неуместным здесь незнакомцем.
Она позвала сына..
Он только отмахнулся, опаздывая на работу. Но стебелек всё-таки на мобильник заснял.
И снял вид сверху, чтобы лепестки в кадре оказались. То есть подтянутыми высоко вверх. Ракурс был неудобный, но эффект оказался поразительным.
В кадре была видна чуждая всем мирам узкая улица с маленькими авто.
А над всем этим возвышался баобабом голубой крохотный цветок льна. Получилось очень смыслово.
— Вечно ты придумываешь небывальщину, — хохотнул сын и даже не утрудил себя её разглядыванием.
Она долго смотрела на наглый цветок и думала об его призвании откуда-то свыше, приказу выжить и расцвести.
Если подумать, что такое лен на подоконнике. И есть — небывальщина. То-то в детстве она видела эту синеву целыми полями, с горизонтом рядом. Это было красиво и нежно. И она любила долго идти босиком вдоль этой красоты.
А здесь? Как его семечко занесло, как оно попало в горшок к кактусу.
Нет ответа. Не было и не будет. Но дело его было сделано. Он расцвел.
А вечером позвонил сын и сказал, что увеличил фотографию и хочет отправить её на какую-то выставку. Она и не вникала в суть вопроса.
Она знала, глядя на этот оголтелый стебелек в голубой шляпке — главный приз будет за ним.
Она это уже знала.
— Шедевр, — тихо приговорила она его.
Престиж
Он стоял в синей цигейковой шубе и ушанке. Это-то в июле, и смотрел через стекло кухонной двери на кастрюлю с очищенной картошкой. Белой, нежной в чистой-чистой воде.
И во взгляде его на эту картофельную благодать была такая трагедия и тоска по чему-то ушедшему навсегда из его жизни. Так наверное тоскуют по Родине, называя это красивым словом ностальгия.
Бомж за стеклянной дверью смотрел так на кастрюлю. И было понятно, что он помнил какой вкусной она, эта самая картошка бывает на домашнем столе, с укропчиком и маслом.
Рядом стояла кастрюля чуть поменьше, с очищенным до бела луком, и тут же — с очищенной морковью. Всё в воде, разноцветное и выглядело очень живописно.
Бомж стоял, не двигаясь, уже минут пять, не отводя глаз от этого натюрморта, глаза его увлажнились, пальцы немытых давно ладоней дрожали.
И Галине показалось что он очень завидует чистоте этих намытых овощей, готовых превратиться в какое-то съедобное блюдо.
Завидует их опрятности и востребованности. Галине показалось, если бы ему позволили, он сам бы стал под холодную сильную струю из крана, что бы выглядеть как эти достойные овощи.
Бомж, наконец заметил, что Галина наблюдает за ним и испуганно отпрянул от стекла.
Галина заметила, как он не стар еще, худ, высок. Заметила и прореху в брюках сзади, страшную, обнажающую ноги.
Вздохнула от этого горько, подумалось, а ведь это чей-то сын. Промелькнула эта мысль телеграфом и исчезла.
Галина работала в этом кафе хозяйкой. Да это было ее детище, небольшое, но в центре города, в очень престижном месте, впрочем оно так и называлось «Престиж».
График работы был крайне напряженным, особенно летом — туристы. И Галина вкладывала в этого своего «ребенка» и силы, и время и финансы, разумеется.
Она не бегала от трудностей и любила иногда, вот так рано появиться на кухне и проследить чисто ли всё, готовность персонала к подвигу дня.
Глянув в окно через шторки она заметила, что бомж достает газеты и всякую дрянь из урны рядом.
— Отпугнет клиента, — она приказала охраннику отогнать незванного гостя.
Он немедленно исполнил приказ.
Бомжик исчез. Но тревога почему-то осталась от его появления.
Уже натюрморт, видом которого наслаждался незнакомец давно был
разбросан по кипящим кастрюлям. Булькал и варился в разные разносолы, а тоска из Галины не уходила.