Прикосновение к невозможному

— Не знаю, нужен ли мне ответ. На самом деле, я хочу просто… просто чувствовать тебя целиком внутри себя. Больше мне ничего не нужно.

— Ты до сих пор задаешь вопросы, ответы на которые должен понять сам.

— А если я найду неправильный ответ?

— Тогда тебе придется искать дальше. Но рано или поздно ты найдешь. И не только ты. Мы все.

Авирона

1875 год

Швейцария, Женевское озеро

О чем я жалею? О том, что так и не научилась владеть временем. О том, что не умею растягивать минуты удовольствия, доводя себя до исступления, оголяя нервы, превращаясь в натянутую до предела струну. О том, что не могу вернуть прожитое или остановить мгновение. О том, что я еще способна ошибаться. О том, что я еще способна чувствовать боль.

Но что есть в боль, в сущности? То, что нам неприятно? Или приносит наслаждение?

Я лежала на груди Винсента, слегка сжав пальцы, и прислушивалась к мерному биению его сердца. Мне казалось, что если вдруг оно остановится, остановится и мое. И весь мир замрет в невыразимой муке. Это будет конец Вселенной, конец жизни. Дальше — пустота и мрак. Каратель спал. Спал, забросив одну руку за голову, а второй прижимая меня к себе. А я не могла уснуть. Ночи напролет лежала, прислушиваясь к его спокойному дыханию и почти физически ощущая, как медленно, но упрямо уходит сосущая пустота. Как мучительно неторопливо она заполняется мягкой силой и покоем. Как растворяется его личный Ад, запертый в душе и сводящий его с ума последние несколько десятков лет.

Я понимала, что в то мгновение, когда он проснется и не почувствует привычной боли, я стану ему не нужна. Он сможет вернуться к своим обязанностям, не мучаясь каждую ночь, не сводя себя с ума, не терзаясь по поводу того, что все равно исправить не может. Даже повлиять не может. Но сейчас… Сейчас он обнимал меня как самое ценное из всего, что у него было в жизни.

Зачем я приехала? Я помню выражение его глаз в то мгновение, когда он спрашивал меня, пытаясь понять. Почти робость. Каратель Винсент, как же ты меняешься! Каким же чутким ты становишься. Как ты ждешь ответа на тот вопрос, который вообще не должен был задавать… Есть факт — действие. К чему искать причины уже свершенного? Бери то, что тебе принадлежит, пока оно тебе принадлежит. Получи то, что ты хочешь получить. То, что тебе на самом деле нужно. Я не прошу тебя разделить со мной мою пропасть, мою пустоту. Я не прошу тебя меня понимать. Время, когда мы были единым целым, прошло. Но сейчас…

Винсент. Что же ты делаешь…

Я чувствую, как горит его рука на моей талии. Чувствую, как он напрягается, будто проверяя, на месте ли я, легко сжимает пальцы, мгновенно возвращая меня в воспоминания о совсем других прикосновениях. Ему не снится сон. Он не хочет ничего видеть. Впервые за долгое время он не призывает во сне ее, не проживает снова и снова счастливые и болезненные мгновения своей жизни. Он тянется ко мне, а я больше всего хочу, чтобы так было всегда.

— Винсент…

Я шепчу его имя, слегка приподнявшись и целуя в мочку уха. Пальцами аккуратно убираю темные волосы с его лица. Провожу по губам. Мучительно хочется его поцеловать. Снова. Еще тысячу раз поцеловать. Не отрываться от его губ так, будто от этого зависят наши жизни.

— Авирона.

Винсент открыл глаза, сонно улыбнувшись. Руки с моей талии он не убрал. Сколько раз мы так просыпались вместе? Один? Два? Десять? Я могла бы их пересчитать, но сейчас они слились в один. В одно мгновение. В сейчас. Я выгнулась в его объятиях, отвечая на улыбку. Не могу противиться его очарованию. Интересно, почему он действует на меня так?

Но мысль… одна лишь мысль возвращает меня к действительности. Одна лишь мысль переворачивает все.

Я отстранилась, обхватив себя руками и спрятав лицо в подтянутые к груди колени.

— В чем дело? — Двумя пальцами каратель приподнял мою голову, держа за подбородок. Он уже совсем проснулся, почти готовый к любому разговору. Во взгляде — вопрос и ожидание. И предчувствие.

— Я…

Решимость сказать все, что должна сказать, испарилась так же быстро, как появилась. Я не хочу делать ему больно. Я не хочу делать больно нам. Да что там… Я не хочу рвать эту странную, но наполняющую и нужную нам обоим связь. К чему бы она ни привела. Грустно. Винсент точно расставил акценты. Я не могу вернуться с ним. Мне нет больше места в Ордене, хотя я знала, что всегда могу обратиться к Магистру.

Видимо, выражение моего лица изменилось — Винсент помрачнел, отстранившись. Получив свободу, я встала, натянула на плечи легкий халат. Я не чувствовала холода, скорее, мне было… зябко? Мурашки пробежали по спине, заставив сжаться в комок. Я чувствовала себя маленьким всеми брошенным ребенком. Я точно знала, что каратель ощущает примерно то же самое. И только Великой Тьме известно, почему мы вынуждены играть в кошки-мышки столетие за столетием, тратя вечность на ошибки, боль и пустоту.

— Авирона?

Винсент встал с другой стороны кровати. Высокий. Грациозный. Невыразимо красивый.

— Я должна уйти…