Прикосновение к невозможному

Многие говорили тебе, как ты хороша, Дэйна. Кто-то ждал от тебя ответа, кто-то — понимания. Я не ждал ничего. И не жду. Я знаю, что ты не можешь понять меня или любого, кто занимался бы тем, чем вынужден заниматься я. Но я знаю, что ты умеешь любить. Ты не смотришь в душу, но так мягко обволакиваешь сердце, что я забываю обо всем рядом с тобой. Но никто не заставит меня произнести фразу «мы никогда не будем вместе». Надежда жива, пока жива ты. И что бы ни было дальше, я буду рядом.

Стоило держать себя в руках столько веков, чтобы сдаться за две встречи. Правда, о второй я до сих пор вспоминаю с дрожью. Что ты делаешь со мной, Дэйна? Только с тобой я полностью, абсолютно теряю контроль! Я лишаюсь наработанных устоев, только оказавшись рядом, когда мною начинают руководить древние инстинкты. Когда я бессознательно бросаюсь с головой в этот омут и не могу найти в себе сил не просто, чтобы остановиться — во мне нет даже намека на возможность замедлиться и передохнуть. Дэйна…

Лишь однажды я позволил себе полюбить. И тогда это не принесло ничего, кроме жгучей боли потери. Я пообещал себе, что больше никогда… Но что для тебя обещания и ограничения, Дэйна? Ты вихрь. Истинно свободное существо, независимо от того, в Ордене ты или нет. Что я для тебя, Дэйна? Попытка забыть Винсента? Или что-то большее? Кто я для тебя? Просто очередной мужчина, готовый бросить мир к твоим ногам, или что-то большее? Как бы там ни было, Дэйна, я для тебя. И все в твоих руках. Я могу только быть рядом. Душой.

Ты веришь мне, я это ощущаю. Может быть, действительно, есть смысл еще ждать. Долго ждать. Если я нужен тебе… Если вдруг я стану нужен тебе, может быть, я смогу снова упасть с головой в отношения, забыв про все, что когда-то пережил. Я чувствую, что это возможно только с тобой, Дана.

Моя рука замирает над листом фамильной бумаги для писем. Я успел поставить обратный адрес и собственные инициалы. Я никогда не напишу тебе письмо. Я никогда не смогу выразить словами на бумаге то, что хочу тебе передать. И ты не прочтешь. Вернешь его так же, как вернула письмо Винсента. Очень мудрое письмо. Ты бросила ему в лицо перчатку. Но оставила себе портрет. Черт, как мне смотреть в его глаза в тот момент, когда я буду вынужден отдать ему этот злосчастный конверт?

Но, может быть, когда-нибудь я просто покажу тебе то, что нужно показать. Уверен, ты сможешь понять. У меня есть для тебя подарок. Тысячи подарков! Я готов подарить тебе все, что имею. И больше. Я готов подарить тебе то, к чему нет доступа у тебя самой. Я старше. Значительно старше, Дэйна. И мне есть, что тебе подарить.

Не знаю, сколько я просидел так, глядя в окно. Ночь подходила к концу. Скоро опять станет светло. Я закончил все порученные мне Магистром дела. Снова объехал половину Европы. Но на этот раз я вернулся домой в замешательстве. Это мгновения слабости, которые скоро пройдут. Жизнь вернется в заданное русло, я вернусь к работе, снова растворюсь к ней и буду получать свое наполнение от того, что делаю. Но все это будет потом. Или я просто пытаюсь себя успокоить.

Стук в дверь заставил меня вздрогнуть от неожиданности.

— Войдите, — бросил я, положив руку на бумагу.

На пороге стоял Винсент. В глубине его глаз еще билась тоска, но он улыбался. Какая неожиданность. Я встал с места и шагнул к нему. Мы обменялись рукопожатием. Винсент сел в предложенное мной кресло, я опустился напротив.

— Привет, Киллиан. Я вернулся.

— Вижу, — улыбнулся я. — Я рад тебя видеть.

Лицо Винсента приобрело чисто винсентовское в высшей степени ехидное и многообещающее выражение.

— Ты должен мне вакханку!

Я рассмеялся.

— Друг мой, ничто не способно тебя изменить. Должен — значит, будет. Не думаю только, что приводить ее сюда — хорошая мысль.

— Просто помни об этом, Киллиан, — проговорил он, подмигнув.

Я перевел дыхание и, взяв со стола его письмо, молча протянул его ему. Винсент мгновенно помрачнел.

— Она забрала портрет.

Он кивнул, взял письмо, нахмурился. Положил его во внутренний карман пиджака.

— Значит, так тому и быть. Но… Это не заставит меня забыть про вакханку, Киллиан!

Ариман

1875 год

Италия, озеро Аверно, резиденция Магистра

Они не знают, к чему идут и чего хотят. Мучаются, сходят с ума, создают себе проблемы там, где можно было бы найти решение. Ответ уже в их руках, но никто из них не готов сделать последний, самый сложный и самый важный шаг: посмотреть себе в глаза и сделать верные выводы. Признаться себе в том, в чем признаваться сложно и страшно. Перевернуть свою жизнь, наплевав на правила и запреты. И, наконец, сделать первый глоток свежего воздуха свободы.

Никто из них не готов принять ощущение собственной свободы. Истинной, а не ложной. Когда ты можешь убить, но оставляешь врагу жизнь, потому что ты волен сделать такой выбор. Когда ты можешь пойти за нормами, а можешь — за сердцем. И ты свободен в своих чувствах. Нужно научиться слышать себя. Но еще сложнее — когда ты уже все понял — отпускать.