– Это вполне нормальный вопрос! – Она ничего не могла с собой поделать, она улыбалась. Перед своей смертью Лекса потребовала бы от Персефоны тех же подробностей. Но той Лексы больше не существует, и было внове так с ней разговаривать. – Ты можешь мне рассказать.
– Да, все было именно так, – наконец произнесла Лекса, склонив голову так, что волосы закрыли ее лицо.
– Тебе понравилось?
– Да, конечно, – сказала она, выпрямляя ноги и откидываясь на траву. – Но он не должен был этого делать.
Персефона повернулась и посмотрела на Лексу.
– Я очень в этом сомневаюсь, – сказала она. – Он просто боится.
– Это нелепо. С чего бы ему бояться?
– Ну, зная Танатоса, можно предположить, что он придумал себе какое-то правило, согласно которому нельзя влюбляться в душу. – Персефона закатила глаза.
– Если он в это верит, то не влюбится в меня, – сказала Лекса.
– Это неправда, – возразила Персефона. – Я знаю, что ты ему небезразлична.
Вероятно, он уже был влюблен.
Лекса нахмурилась, а затем посмотрела на небо.
– Что мне делать?
– Он тебе нравится?
– Да, – сказала она. – Очень нравится.
– Тогда скажи ему, – ответила Персефона. – И он, скорее всего, скажет тебе, что вы не можете быть вместе, и когда он это скажет, спроси почему.
– А что мне делать, когда он скажет мне, почему?
– Думаю, у тебя есть два варианта, в зависимости от того, что он скажет, – ответила она. – Ты можешь поцеловать его или уйти от него.
– Уйти от него?
– Да, оставить его.
Лекса нахмурилась.
– Что же мне тогда делать?
– Жить, – ответила Персефона. – Жить так, как будто он сказал тебе «да».
Перед тем как покинуть Элизий, Персефона бросила быстрый взгляд на окрестности в поисках своей матери. После смерти Лексы она навещала ее почти каждый день, даже когда ей не разрешалось приближаться к ней. С Деметрой она не испытывала такого желания. Она даже не была уверена, почему искала ее сейчас, разве что из любопытства.
Она заметила ее на расстоянии, узнав золотистый оттенок ее волос и высокий грациозный силуэт – она стояла и смотрела вдаль, на серый горизонт.
Она была одна, что было типично для душ, обитавших на острове блаженных. Они пришли сюда без воспоминаний о своих прежних жизнях, чтобы исцелиться. В конце концов большинство из них переселилось в Асфодель. Некоторые перевоплотились.
Персефона не знала, что случится с ее матерью. Возможно, она никогда не покинет это место. В глубине души ей было грустно, что таково существование Деметры в подземном мире – здесь она так же одинока, как и в верхнем. Персефона никогда раньше об этом не задумывалась, но теперь она поняла.
Так Деметра умоляла, когда они встретились лицом к лицу в арсенале, но забыть было невозможно, потому что она причинила Персефоне слишком много боли. Это невозможно было стереть из памяти, и ни на минуту нельзя было притвориться, что этого никогда не случалось.
Внезапно у нее защемило в груди. У нее не было времени размышлять о том, как все закончилось, и, честно говоря, она не могла себе этого позволить. Ей нужно было сосредоточиться на Аиде.
Это чувство становилось все острее.
Она попыталась представить, каково было бы снова увидеть его после того ужаса, через который Тесей, вероятно, заставил его пройти. Можно было только представить, что ему приходится переживать, учитывая, как нечестивцы и Триада обошлись с Адонисом, Гармонией и Тюхе. От этой мысли ей стало дурно.
Он точно не вернется прежним, но она будет любить его, несмотря ни на что, независимо от того, сколько кусочков ей придется собрать воедино.
Персефона заглянула в свои апартаменты, чтобы проведать Гармонию. Афродита все еще была там – она спала, свернувшись калачиком рядом с ней на кровати. Сивилла сидела у камина и работала. Она встретилась взглядом с Персефоной поверх своего компьютера, когда богиня приблизилась.
– Без изменений?
– Без изменений, – ответила Сивилла.
Персефона нахмурилась и внимательнее посмотрела на Сивиллу. Ее глаза казались темными, почти синими.
– Ты спала? – спросила она.
Сивилла покачала головой.
– Я работала над статьей для «Адвоката» о твоей жизни, основываясь на том, что ты сама мне рассказала, – сказала Сивилла. – Знаю, для тебя это сейчас не главное, но пока ты работаешь над спасением Аида, я могу поработать над тем, как тебя воспринимает общественность.
Персефона опустилась в кресло, внезапно ощутив тяжесть всего, что произошло за последние несколько дней, и того, что еще ждало ее впереди.
– Это кажется таким нелепым, не так ли? Мне должно быть безразлично, что они думают… Но это не так.
– Тебе небезразлично, потому что ты знаешь правду, – сказала Сивилла.
– Моя правда – это правда не для всех, – сказала Персефона. – Были и смертные, и бессмертные, которые испытали на себе другую Деметру – ту, которая даровала им благосклонность, предложила процветание и изобилие в той форме, которую они пожелали.