Прикосновение ненависти (ЛП)

Во-первых, потому что я не собиралась затыкаться. Очевидно, говорить о том, что случилось с ним в детстве — очень важно. До сих пор он ни разу не обмолвился мне об этом ни словом, не потому, что ему было все равно, а потому, что это слишком больно.

И все, что я делала — это продолжала приставать с вопросами и требовать. Фонарь горит рядом со мной, пламя танцует и подпрыгивает так, что на стенах пляшут тени. Тени, полные дурных предчувствий. Страха.

Рыдание начинает нарастать в моей груди. Я подтолкнула его к этому. Нет, оставлять меня вот так — неправильно. Но если он никогда никому не рассказывал о своем опыте, а я была первым человеком, которому он доверился, как еще он должен был реагировать?

Культ. Какого рода, интересно? Я видела слишком много шоу-расследований и прослушала много подкастов, поэтому в моей голове мгновенно всплывает ряд уродливых образов. Как я могла не слышать об этом больше? Жаль, что я не была достаточно взрослой, чтобы понять.

Еще один секрет, который хранили папа и дядя Роман. Иногда я удивляюсь, как они спят по ночам с таким грузом на плечах.

Итак, Рена и Луну забрали из секты. Никто бы не догадался об этом, встретив Луну сейчас. Она просто солнышко.

До сегодняшнего дня я бы и не поверила, что такое могло произойти с Реном. Он всегда казался таким нормальным. У него, конечно, была своя тьма, как у Кью. Даже как у меня.

Но в том, что произошло сейчас нет ничего нормального. Это ненормальная реакция.

Я не в том положении, чтобы помочь разобраться в его воспоминаниях, это уж точно. Я не опытный терапевт, и это слишком личное для меня. Я не смогу спокойно подбадривать, когда кажется, что на кону все. Его счастье, покой, наше совместное будущее.

Очевидно, с этого момента мне нужно быть спокойнее. Больше не настаивать на ответах. Я не могу снова пройти через это, но это ничто по сравнению с той болью, через которую я заставила его пройти. Я не буду настаивать на том, чем он не готов делиться. Достаточно быть здесь, с ним, только вдвоем. Все шло так хорошо, пока мы не начали разговаривать.

Теперь, когда мое сердце больше не колотится, как басовый барабан, я слышу его снаружи. Звучит так, будто он убирается. Кажется, он снова поставил стол на ножки, и вскоре я слышу, как он расставляет упавшие банки с холодильника. Мгновение спустя звук волочащейся по полу метлы вызывает в мыслях образ того, как он подметает.

Думаю, это лучше, чем Рен, который хватается за нож из ящика стола и начинает резать меня на куски.

Хотя я не могу представить, что он когда-нибудь сделает что-то подобное. Мое сердце не позволяет думать об этом, даже лежа здесь с онемевшими руками. Рен не причинил бы мне вреда. Он любит меня. Посмотрите, сколько усилий он приложил, чтобы привезти меня сюда.

Я даже не знаю, о чем сейчас думаю.

Знаю только, что мне чертовски больно, когда я пытаюсь освободиться, потирая запястья друг о друга, выкручивая их так сильно, как только могу. Чем сильнее я сопротивляюсь, тем туже и глубже впивается веревка. Я пораню кожу, если не буду осторожна.

Что мне теперь делать? Как мне выбраться из этого? Как достучаться до него — не только ради себя, но и ради него самого? Даже больше ради него, если подумать. Мне нужно вернуть его из темного места, в которое я его отправила. Я должна сделать его жизнь лучше, верно?

Пока что у меня это не очень получается.

Шум за пределами спальни в конце концов стихает. Черт. Что теперь будет? Только когда каркас кровати начинает дрожать, я понимаю, что меня трясет.

Что он собирается делать?

Как мне убедить его остановиться?

Его ноги тяжело опускаются на пол, звук становится громче, чем ближе он подходит. Я сжимаю губы, превращая всхлип в сдавленный писк. Мой подбородок дрожит, прежде чем слезы начинают катиться по щекам, впитываясь в мои и без того влажные волосы.

Это же Рен. Почему я так плачу из-за него?

Потому что понятия не имею, на что он способен. Не могу поверить, что у меня такие мысли о нем.

Я вздрагиваю, подползая ближе к стене, когда он входит в комнату. Холодное выражение его лица и отсутствие света в глазах заставляют мое тело застыть, а сердце остановиться. Когда он тянется ко мне, я крепко зажмуриваю глаза, готовясь к тому, что будет дальше.

Пожалуйста, не делай мне больно. Помни, ты любишь меня.

Только после того, как он ослабляет узел, удерживающий меня на месте, я могу выдохнуть, хотя его бесцеремонные, эффективные манеры не вселяют в меня особой надежды. Как будто он выполняет рутинную работу, которую предпочел бы, чтобы ему не поручали, и хочет побыстрее покончить с ней. Если бы не знала его лучше, я бы подумала, что он предпочел бы оставить меня в таком состоянии.