Прикосновение разрушения

– Мои поздравления.

– Спасибо, – ответила она.

– «Защитник». Весьма уместно. Ты продолжишь писать о богах?

Она приподняла подбородок. Она знала, что именно он хочет спросить: «Ты напишешь обо мне?»

– Я буду разоблачать несправедливость, – сказала она. Она пообещала разобраться с Кэлом и «Новостями Новых Афин», а боги обязаны выполнять свои обещания.

Шеф кивнул:

– Тогда я желаю тебе всего наилучшего.

Персефона вышла из кабинета Деметрия и вернулась к своему столу, где сложила вещи в коробку. Это было странное занятие с учетом того, что это место совсем недавно казалось ей домом. А теперь она уходила, но это и к лучшему.

– Куда вы идете? – удивленно спросила Елена, подняв глаза, когда Персефона направилась к лифту.

Она улыбнулась юной блондинке:

– Я уволилась, Елена.

– Заберите меня с собой.

У Персефоны округлились глаза.

– Елена…

– Я буду работать на вас бесплатно, – заявила та. – Пожалуйста, Персефона. Я не хочу оставаться здесь без вас.

Когда двери лифта открылись, богиня улыбнулась:

– Идем.

Елена взвизгнула, схватила сумочку и заскочила в лифт вместе с Персефоной. Когда они доехали до первого этажа, Персефона протянула коробку Елене.

– Ты меня подождешь? Мне надо кое с кем попрощаться.

– О, конечно, – ответила Елена.

Персефона спустилась в подвал в поисках Пирифоя. В его подсобке было пусто. Взглянув на его стол, среди стопок заявок и кучи инструментов она заметила тетрадь. Богиня вспомнила день, когда застала его врасплох, попросив снова помочь ей выбраться из здания. Тогда он явно забеспокоился о том, чтобы не дать ей увидеть написанное в тетради. Сейчас же она лежала открытая с выставленными напоказ страницами, исписанными мелким почерком.

Персефона не стала бы читать, если бы не заметила на одной из строк свое имя.

Любопытство взяло над ней верх.

2 июля

На ней сегодня белая блузка и юбка в черно-белую полоску. Волосы собраны в хвост. Блузка с низким вырезом, и я видел в ней ложбинку между грудями, когда она дышала.

У Персефоны внутри все похолодело.

Это что еще такое, черт побери?

Она перевернула страницу. Там было еще одно описание ее наряда на следующий день: розовое обтягивающее платье и белые лодочки. «У нее стройные ноги. Мне захотелось задрать ей юбку, развести ноги и отыметь ее. Она бы мне позволила».

Еще ниже он писал: «В новостях сегодня вышел новый репортаж о них с Аидом. Каждый чертов день кто-нибудь напоминает мне, что она с ним. Ее любовь к нему скоро закончится. Он бог, а они разрушают все, что любят. Уж я об этом позабочусь».

Потом она нашла список:

«Скотч, веревка, снотворное, презервативы».

Персефона ощутила кислый привкус в горле. В тот день, когда она отвлекла Пирифоя от какого-то дела и он, казалось, очень нервничал, он как раз писал список.

– Что ты делаешь?

Персефона отдернула руку от тетради. И резко повернула голову к двери, где стоял Пирифой, перегородив ей выход. Его глаза были холодными как сталь, и кровь застыла у нее в жилах.

Богиня открыла рот, чтобы ответить, но не смогла подобрать слова. Сердце было готово вырваться у нее из груди, а на лбу проступила испарина.

– Пирифой, – выдохнула она. – Я пришла попрощаться.

– Правда? – спросил он. – Потому что выглядит все так, будто ты шпионишь.

– Нет, – прошептала она, покачав головой. Пару мгновений они оба молчали, а потом Персефона схватила ближайший к ней тяжелый предмет – фонарик, лежавший на столе Пирифоя. Она бросила его парню в голову и, когда тот увернулся от удара, попыталась проскочить мимо него. Но он схватил ее, вонзив ногти ей в кожу.

– Отпусти меня! – закричала она. Ее магия прорвалась наружу, и его оплели стебли.

Едва Персефона успела осознать свой шок, как Пирифой приказал:

– Спи!

И богиня подчинилась, погрузившись в темноту.

* * *

Очнувшись, Персефона чувствовала себя так, словно ее накачали наркотиками. Взгляд был затуманен, голова и шея болели, а во рту был кляп, заклеенный скотчем. Руки были связаны за спиной, и она сидела на деревянном стуле, врезавшемся ей в руки.

Персефона попыталась вырваться, выкручивая запястья и ноги, но веревки лишь затягивались еще туже. Она ожидала, что в ней поднимется магия в ответ на истерику, но она оставалась в глубине, погруженная в туман, как и ее голова, что привело ее в еще большее отчаяние. Тогда она стала раскачиваться на стуле вперед-назад в попытке освободиться.

Потом она вдруг обратила внимание на то, что ее окружало, и замерла. Повсюду были фотографии и вырезки из газет с ней самой. Вот она идет по улице, вот выполняет поручения, вот обедает с друзьями. А еще были снимки, где она у себя дома – в пижаме, спящая. Фотографии были летописью ее ежедневной жизни. Персефону накрыли тошнота и паника.

– Ты очнулась.

Рядом с ней появился Пирифой.

Персефона закричала, но ее возгласы заглушил кляп. Слезы покатились у нее по щекам.

– Нет, нет, нет! – приказал он. Он наклонился к ней, оторвал скотч и вытащил кляп изо рта. – Все в порядке, любовь моя. Я не причиню тебе вреда.

– Не смей меня так называть! – рявкнула она.

Пирифой сжал челюсти.

– Да не важно, – мотнул головой он. – Ты полюбишь меня.