– Твоя способность становиться невидимым, – произнесла она. – Ты когда-нибудь пользовался ею, чтобы… шпионить за мной?
Вопрос, кажется, одновременно позабавил и насторожил Аида, но у нее была причина задать его. Ей нужно было узнать, был ли он у нее в комнате той ночью или ее желание просто пробудило ее фантазию?
– Нет, – ответил он.
Персефона испытала чувство облегчения. Собственное наслаждение настолько поглотило ее, что у нее не было возможности задуматься о появлении Аида у подножия ее кровати… пока все не закончилось.
– И ты обещаешь никогда не пользоваться невидимостью, чтобы шпионить за мной?
Аид окинул ее изучающим взглядом, словно пытаясь понять, почему она спросила его об этом. Наконец он ответил:
– Обещаю.
Когда он начал раздавать карты, Персефона задала еще один вопрос:
– Почему ты позволяешь людям думать о тебе плохо?
Он перемешал карты, и на мгновение ей показалось, что он не ответит, но он сказал:
– Я не управляю тем, что люди думают обо мне.
– Но ты не делаешь ничего, чтобы опровергнуть то, что о тебе говорят.
Аид приподнял бровь:
– Ты думаешь, слова имеют значение?
Богиня в смущении уставилась на него, пока он раскладывал карты.
– В том-то и дело, что имеют. С помощью слов сочиняют истории и выдумывают ложь, а иногда слова выстраивают во фразы, чтобы рассказать правду. Если слова не имеют для тебя значения, тогда что имеет?
Их взгляды встретились, и что-то изменилось – в воздухе появилось нечто заряженное и мощное. Он подошел к ней с картами в руках и положил их на стол – флеш-рояль.
Персефона посмотрела на карты. Она еще даже не взяла свои карты в руки, но в этом не было нужды. У нее не было сомнений, что он выиграл эту партию.
– Действия, леди Персефона. Для меня имеют значение только действия.
Она поднялась навстречу к нему, и их губы встретились. Языки переплелись, его руки обхватили ее бедра. Бог развернулся и сел, усадив ее к себе на колени, опустил лямки платья, накрыл ладонями ее грудь и сжал соски так, что они тут же отвердели.
Персефона охнула и прикусила его губу, вызвав ответное рычание, от которого она содрогнулась. Его губы опустились ей на грудь, лаская и посасывая, а зубы нежно прикусили по очереди каждый сосок. Персефона прильнула к Аиду, запустив пальцы ему в волосы, сняв с них резинку и сжимая их все крепче, пока он продолжал свои ласки.
Потом он стянул с нее платье и усадил на стол.
– Я думал о тебе каждую ночь с тех пор, как ты бросила меня в купальнях, – сказал он, разводя ее ноги в стороны и прижимаясь к ней. – Я был в отчаянии, мне нужна была только ты, – выдавил он сквозь стиснутые зубы. Персефоне на миг показалось, что сейчас он в отместку оставит ее в одиночестве, но он сказал: – И все же я буду щедрым любовником.
Он опустился ниже и поцеловал внутреннюю сторону ее бедра, а потом, рисуя языком круги, постепенно приблизился к ее лону. Его руки раздвинули ее ноги шире, и богиня ощутила прикосновение его языка – сначала осторожное, потом более глубокое. Она изогнулась дугой, простонав. Персефона протянула руки, чтобы погрузить пальцы в его темные волосы, но он схватил ее за запястья, прижал их по бокам от ее тела и произнес, не поднимая головы:
– Я сказал, что буду щедрым любовником, а не добрым.
Персефона извивалась под ним, прижимаясь бедрами, чтобы ощутить его глубже, и он отпустил ее, чтобы погрузить свои пальцы в ее влажную сердцевину. Она стонала, будучи не в силах сдерживаться. Аид подвел ее к краю, и она начала сопротивляться, желая продлить экстаз, насколько возможно, но он продолжал все неистовее и настойчивее. Богиня выкрикивала его имя снова и снова – в едином ритме с его движениями, пока в изнеможении не упала на стол.
У нее не было времени прийти в себя. Аид притянул ее к себе, прижавшись к ее рту своим. Она почувствовала свой вкус на его губах и схватилась за пуговицы на его рубашке, но Аид поймал ее за запястья. Богиня растерялась еще больше, когда он вернул лямки ее платья обратно ей на плечи.
– Что ты делаешь? – спросила она.
Он рассмеялся:
– Терпение, дорогая.
Терпения сейчас в ней было меньше всего – жар у нее между ног лишь разгорелся сильнее, и Персефона отчаянно желала быть наполненной.
Бог поднял ее на руки и вышел из кабинета, зашагав по коридорам дворца.
– Куда мы идем? – спросила она, вцепившись в его рубашку. Она была готова сорвать ее с его тела – чтобы увидеть Аида обнаженным, чтобы познать его так же близко, как он ее.
– В мои покои, – ответил он.
– А просто перенестись ты не мог?
– Я хочу, чтобы весь дворец знал, что нам нельзя мешать.
Персефона покраснела. Она разделяла это желание лишь наполовину – чтобы им никто не помешал.
Он прижимал ее к себе, пока шел, и Персефону накрыло осознание того, зачем они направлялись к нему в спальню. Это было неизбежно – и она знала это с самого начала. Вечер в купальнях был одним из самых головокружительных в ее жизни, но этой ночи предстояло стать одной из самых сокрушительных.
Их тьма сольется воедино. После этой ночи бог мертвых навсегда станет частью Персефоны.