Растеряна, потому что ее чувства к богу были крайне противоречивыми – богиня злилась на него, по большей части из-за контракта, но и в не меньшей степени была заинтригована. То, как она чувствовала себя с ним прошлой ночью, – с этим ничего не могло сравниться. Он боготворил ее. Он открылся ей, признался, что хочет ее. Они вместе отдались чувствам, забыв про разум, погрузившись в пучину дикой страсти. Ей не нужно было смотреть в зеркало, чтобы увидеть, что на ее коже остались синяки там, где Аид прикусывал, посасывал и сжимал руками. Он исследовал те части ее тела, которых прежде никто не касался.
И именно это порождало в ней страх.
Она теряла себя в этом боге, в этом мире, что находился под ее собственным. Прежде, когда они разделяли лишь момент слабости в купальнях, она могла поклясться, что будет держаться от него подальше, поклясться искренне. Но если она скажет это теперь, это будет ложь.
Что бы их ни связывало, оно было сильным. Персефона почувствовала это в тот миг, когда впервые увидела Аида. Она уже знала это в глубине души. Каждое их взаимодействие после было лишь отчаянной попыткой проигнорировать правду – что они были предназначены друг другу, – и Сивилла подтвердила это прошлым вечером.
Это была судьба, сплетенная мойрами.
Но Персефона знала, что таких союзов было много, и быть предназначенными друг другу далеко не всегда значило стать идеальной парой, не говоря уже о том, чтобы быть счастливой. Иногда это были хаос и борьба – а с учетом того, какой взбудораженной стала ее жизнь после знакомства с Аидом, из их любви едва ли могло выйти что-то хорошее.
Почему она вообще думала о любви?
Персефона отогнала эти мысли. О любви тут и речи не шло. Все дело в электрическом притяжении, возникшем между ними после того первого вечера в «Неночи». И теперь с этим было покончено. Она не позволит себе сожалеть об этом. Нет, она примет это. Аид позволил ей почувствовать себя сильной. Он позволил ей почувствовать себя богиней, которой ей и суждено было стать, – и она наслаждалась этим.
Персефона сделала еще один вдох, и внутри ее поднялся жар. Вдохнув свежий воздух подземного царства, она почувствовала что-то… иное.
Оно было теплым. И пульсировало. Это была
Ощущение было каким-то отдаленным, словно в памяти промелькнуло что-то, что она не смогла распознать. И когда оно начало растворяться, она бросилась ему вслед.
Спустившись по лестнице в сад, Персефона остановилась у черного камня с бешено колотящимся сердцем. Она попыталась успокоиться, задержав дыхание, пока в груди не заныло от напряжения.
Она уже было подумала, что упустила его, как вдруг почувствовала легчайшую пульсацию где-то на самом краю.
Магия.
Это была магия.
Она сошла с тропинки и двинулась прямо в сад. Окруженная розами и пионами, богиня закрыла глаза и глубоко задышала. Чем спокойнее она становилась, тем больше жизни чувствовала вокруг. Она согревала ее кожу и проникала глубоко внутрь, такая же пьянящая, как ее страсть к Аиду.
– Ты в порядке?
Персефона распахнула глаза и увидела бога мертвых, стоящего в нескольких шагах от нее. В последнее время она часто находилась рядом с ним, но этим утром, в саду, в окружении цветов и в одной повязке на бедрах, все еще в своем божественном облике, он был единственным, что она способна была замечать. Ее взгляд опустился с его лица на грудь и ниже, обводя все грани его тела, которых она касалась и пробовала на вкус прошлой ночью.
– Персефона? – В тоне его голоса появились ноты сладострастия, и, встретившись с ним глазами, она поняла, что он едва сдерживается. Она с трудом улыбнулась.
– Я в порядке, – ответила она.
Аид сделал вдох, подошел к ней и приподнял пальцами ее подбородок. Она подумала, что он ее поцелует, но вместо этого он спросил:
– Ты не жалеешь о том, что мы провели вместе прошлую ночь?
– Нет! – Персефона опустила взгляд и повторила чуть тише: – Нет.
Большой палец Аида коснулся ее нижней губы.
– Не думаю, что смог бы выдержать твое сожаление.
Он поцеловал ее. Его пальцы переплелись с ее волосами и легли ей на затылок, притянув ее к нему. Спустя несколько мгновений края ее халата разошлись, открыв чувствительную кожу утреннему воздуху. Руки Аида спустились вниз по ее телу и обхватили ее бедра, он поднял Персефону и вошел в нее. Она охнула и прижалась к нему, двигаясь все быстрее, чувствуя, как одна за другой ее накрывают волны удовольствия, пока жизнь не запорхала вокруг нее с новой силой.
Это одурманивало.
Персефона уткнулась лицом в шею Аида и прикусила его кожу, раскачиваясь у него в руках. Из его горла вырвался рык, и он задвигался в ней еще неистовее, пока она не ощутила, как он пульсирует внутри. Он подержал ее еще несколько мгновений, пока они оба пытались отдышаться, прежде чем выйти из нее и опустить ее на землю. Она вцепилась в него – ее ноги дрожали, и она боялась упасть. Аид заметил это и взял ее на руки, прижав к груди.