Прикосновение зла

– Кажется, я не единственная, кто не может оторвать от тебя глаз, любовь моя, – сказала она. – Думаю, весь этот зал зачарован.

Аид хохотнул:

– Ох, моя дорогая. Они все смотрят на тебя.

Их разговор вызвал волну шепота, а Аид с Персефоной тем временем пошли по залу. Толпа расступалась перед ними, окружающие словно боялись, что кто-то из них может превратить их в пепел. Это напомнило Персефоне время, когда она досадовала на Аида за то, что он позволил миру считать себя жестоким. Теперь она считала, что сила страха – величайший из всех видов оружия.

– Сефи!

Она обернулась, выпустив руку Аида, и увидела Гермеса, просочившегося сквозь толпу. На нем был самый яркий костюм из всех, что она видела, – оттенка желтого, напоминающего кожуру лимона. Лацканы пиджака были черными, и он весь был расшит бирюзовыми, красными и зелеными цветами.

– Ты потрясающе выглядишь! – Он взял ее руки в свои и поднял, чтобы осмотреть платье.

Она заулыбалась:

– Спасибо, Гермес, но я обязана тебя предупредить – ты делаешь комплименты ручной работе Аида. Он сам создал это платье.

Толпа заахала – все присутствовавшие, молчавшие с момента их прибытия, слушали разговор богов.

– Конечно, еще и в своем любимом цвете, – заметил Гермес, приподняв бровь.

– Честно говоря, Гермес, черный не мой любимый цвет, – тихо ответил Аид, но его голос отозвался эхом, и у Персефоны создалось впечатление, будто весь зал разом задержал дыхание.

– Тогда какой же? – этот вопрос задала нимфа, которая была не знакома Персефоне, но, судя по ее пепельно-серым волосам, это была мелия – нимфа ясеня.

Аид ответил, приподняв уголок рта:

– Красный.

– Красный? – переспросила другая. – А почему красный?

Аид улыбнулся еще шире и взглянул на Персефону, приобняв за талию. Она полагала, что ему не нравилось такое внимание, но он отлично справлялся, несмотря на пристальные взгляды.

– Думаю, мне начал нравиться этот цвет, когда Персефона появилась в нем на Олимпийском званом ужине.

Щеки богини заалели – она ничего не смогла с этим поделать. В ту ночь она уступила своему желанию быть с ним и впоследствии впервые почувствовала жизнь – едва заметную пульсацию в мире вокруг.

Несколько людей с тоской вздохнули, в то время как другие зафыркали.

– Кто бы мог подумать, что мой братец настолько сентиментален? – вопрос донесся из другой части зала, где стоял Посейдон. На нем был костюм цвета морской волны, светлые волосы зачесаны назад, из головы выдавались спиралевидные рога. Под руку его держала женщина, известная Персефоне как Амфитрита. Она была красива, с царственной осанкой, ярко-красными волосами и тонкими чертами лица. Она так и льнула к Посейдону, и Персефона затруднялась сказать, было ли дело в преданности или же в опасении из-за его блудливого взгляда.

Высказавшись, Посейдон издал смешок, лишенный всякого юмора, и отпил из своего бокала.

– Не обращай на него внимания, – сказал Гермес. – Он уже выпил слишком много амброзии.

– Не извиняйся за него, – произнес Аид. – Посейдон всегда ведет себя как осел.

– Брат! – прогремел другой голос, и Персефона поморщилась, когда через толпу к ним двинулась грузная фигура Зевса. На нем был светло-голубой хитон, перекинутый через одно плечо и оставлявший обнаженной часть его груди. Его волосы длиной до плеч и густая борода были темными, но посеребренными сединой. Персефона никак не могла отделаться от мысли, что его разнузданные манеры были лишь прикрытием. На самом деле под этой маской бог скрывал нечто темное. – И великолепная Персефона. Рад, что вы почтили нас своим присутствием.

– У меня сложилось впечатление, что у нас не было выбора, – ответила Персефона.

– Ты плохо на нее влияешь, братец, – Зевс, рассмеявшись, ткнул Аида локтем в бок. Глаза бога мертвых зажглись гневом от этого жеста. – А почему бы вам тут не быть? Это ведь пир по поводу вашей помолвки, в конце-то концов!

Персефона решила, что это звучит весьма иронично, если учитывать, каким молчанием встретили их остальные гости.

– Так это значит, что мы получили ваше благословение? – уточнила Персефона. – На наш брак.

Зевс снова хохотнул:

– Так это не мне решать, милочка. Решать будет мой оракул.

– Не называйте меня «милочка», – возмутилась Персефона.

– Это всего лишь слово. Я не пытался тебя оскорбить.

– Меня не волнует, что вы пытались сделать, – огрызнулась Персефона. – Это слово меня оскорбляет.

После непродолжительного, но напряженного молчания Зевс издал смешок:

– Аид, твоя кукла слишком чувствительна.

В мгновение ока рука Аида вцепилась Зевсу в горло. В зале повисла тишина. Гермес схватил Персефону под руку, готовый оттащить ее назад в ту же секунду, как двое начнут драться.

– Как ты назвал мою невесту? – переспросил Аид.

Потом Персефона увидела его – взгляд, которого ждала. Настоящую натуру Зевса, скрытую под фасадом. Его глаза потемнели, разгоревшийся в них огонь был столь свирепым и древним, что она ощутила страх в самых глубинах своей души. Его обычно жизнерадостное выражение лица сменилось на нечто злобное – отбросившее тени на впадины у него на щеках и под глазами.