Прикосновение зла

Она долго молчала, уставившись на переливающуюся цветами клумбу.

– Эс... моя госпожа утверждала, что у этого мальца дурной глаз.

– Наводит порчу?

Такие случаи были известны нам, инквизиторам. Случаи людей, которые не по своей воле творили зло. Как будто они были больны, и эта болезнь бессознательно распространялась среди других. Иногда эту странную болезнь удавалось вылечить, но чаще приходилось ликвидировать несчастных.

– Нет, – ответила она и нервным жестом потёрла щёку. Она действительно переживала, или великолепно это изображала. – Она говорила, что этот сопляк как пятна сажи на белой скатерти. Вы меня понимаете, мастер? Словно упрекает их за их счастье. Что он смотрит и ненавидит, потому что они довольны своей жизнью, а он живёт в нищете, под одной крышей с матерью-мегерой. И госпожа Эсмеральда не могла этого вынести. Она была такой чувствительной...

– Конечно, – сказал я. – Ведь ложно обвинить в краже бедного и несчастного ребёнка это поистине признак небывалой возвышенности чувств.

Она вздрогнула.

– Вы не знаете, о чём говорите, – сказала она, но на этот раз я не услышал в её голосе ни смелости, ни дерзости, ни желания меня уязвить. Она попросту сообщала факт.

– Может, и не знаю, – согласился я. – Скажи мне, однако, это госпожа Эсмеральда пожаловалась мужу на воровство?

– Да. Потом старая стерва оплевала госпожу на улице, и мы едва уговорили господина Пляйса, чтобы тот не приказал её выпороть.

– А в самом деле: почему нет? Ведь и так... – я прервался на половине предложения и встал, потому что увидел приближающегося рысцой адвоката.

– Уже, уже, уже! – Воскликнул он. – Всё улажено по вашей воле к общему благу. Господа Гнейманы покидают дом, оставив его в наилучшем порядке, насколько позволяют обстоятельства.

– То есть устроили знатный бардак, – заключил я с иронией.

По мине адвоката я понял, что попал в точку и правильно интерпретировал его осторожные слова.

– Вы останетесь здесь, – приказал ему. – А ты, – я повернулся к девушке, – продиктуешь ему протокол потерь. Это значит, что пропало, что сломано...

– Я знаю, что такое протокол, – прервала она меня.

– И очень хорошо.

– Но как же так?! – Горячо запротестовал Райсберг. – Это же служанка. Что она знает!

– Слуги лучше всех знают, чем владеют их господа, – сказал я. – Вы столько лет живёте на свете и ещё не знаете этой простой истины?

– Ну, может и так. – Он развёл руками. – Но, знаете, я бы с удовольствием, вот только обязанности...

– В таком случае протокол будет написан без вашего участия, а я посоветую господину Пляйсу обвинить вас в пособничестве налёту и разграблению имущества. Безусловно, вы отдаёте себе отчёт, что претензии в случае осуждения и смерти Роберта Пляйса переходят к его наследнику, так что, так или иначе, вам не уйти от наказания и возмещения ущерба.

Райсберг к моему удивлению рассмеялся.

– У вас весьма убедительные аргументы, – сказал он. – И я уже вижу, что этот дом ушёл у Гнейманов из-под носа. Или я не прав?

Ого, господин крючкотвор силится быть весёлым и дружелюбным. Пусть так...

– Целиком и полностью, уважаемый доктор, – ответил я. – А теперь я оставляю вас с этой дамой и вашими обязанностями. До свидания.

Я кивнул головой, но прежде чем я смог уйти, меня остановил голос Маргариты. На этот раз удивительно смиренный.

– Господин инквизитор, позвольте спросить, могу ли я остаться в этом доме?

– А кто тебе запрещает? – Я пожал плечами.

– Но если вы его забираете...

– Милое дитя, это всего лишь юридическая формула, – поспешил с объяснениями Райсберг. – Мастер инквизитор не будет здесь жить. А даже если бы и так, он бы, конечно, не возражал против присутствия такой красотки. – Он подмигнул мне и попытался ущипнуть девушку за грудь, но она мгновенно уклонилась, после чего с размаху ударила мужчину открытой ладонью по щеке. Адвокат даже покачнулся, уж не знаю, под действием силы удара или под влиянием шока и удивления, но, судя по громкости шлепка, удар, должно быть, был болезненным. Он пробормотал что-то, что, конечно, не было благословением, но не посмел ответить девушке тем же. Может быть, потому, что она стояла перед ним разъярённая словно фурия, и, видимо, готовая наброситься на него, а может, потому, что он не хотел затевать драку в моём присутствии.

– Господин Райсберг, проявите немного уважения к прекрасному полу. Вы бы захотели, чтобы кто-нибудь так же отнёсся к вашей сестре?

– У меня нет сестры, – буркнул он.

– Вы адвокат, так что используйте абстрактное мышление и представьте, что она у вас есть, – посоветовал я ему и повернулся, чтобы наконец уйти.

Уже уходя, я поднял палец над головой.

– И ведите себя вежливо, господин Райсберг, – приказал я серьёзным тоном. – Как в профессиональной сфере, так и в бытовой.

Мне, правда, казалось, что Маргарита справится и без моего присутствия, и без моей поддержки, но я уже успел узнать, что искренняя доброжелательность к женщинам это посев, который обычно приносит прекрасный урожай.

* * *