Прикосновение зла

Поскольку она всё это время загораживала мне проход, я отодвинул её и проскользнул внутрь. Я уже хотел начать расспрашивать, что произошло в этом доме (я надеялся, что служанка, несмотря на достойное сожаления состояние, ещё способна формулировать простейшие мысли), когда я услышал грохот переворачиваемой мебели, крики и проклятия. А потом стоны избиваемого человека. Я мгновенно бросился в ту сторону, откуда долетали эти тревожные звуки, толкнул полуоткрытую дверь и заглянул в комнату. У стены сидел Эрих Грюнн, а его руки и ноги были привязаны верёвками к поручням и ножкам кресла. Над моим хозяином стояли двое крепких мужчин и немилосердно били его кулаками. Грюнн не имел возможности защищаться, так что он только пытался спрятать голову между плеч. Он не кричал, не отбивался, а лишь глухо стонал, когда какой-нибудь из тяжёлых ударов попадал в затылок. Я решил, что изгнание и наказание нападавших могут стать хорошим способом поблагодарить за гостеприимство. Поэтому я без предупреждения ринулся на мужчин, издевающихся над мастером-красильщиком. Они были так заняты кровавой работой, что даже не поняли, что в комнате появился кто-то кроме них самих и их жертвы. Первого из нападавших я с разбега оттолкнул к стене, второго ударил в челюсть так сильно, что он сел на пол. Краем глаза я заметил, что первый уже поднимается, поэтому я повернулся к нему и выхватил стилет из-за голенища.

– Остановитесь, ради Бога! Оставьте их, мастер инквизитор! – Закричал Грюнн.

Я посмотрел на него. Он сильно наклонился вперёд, так, что казалось, что его напряжённые мышцы порвут постромки. Лицо его было опухшим и красным от крови, однако голос его звучал уверенно и решительно. Я послушно спрятал кинжал обратно за голенище сапога, но при этом держал этих двоих в поле зрения. Мои противники тоже успокоились. Младший бросил табурет, который он держал за ножку, словно какую-то бесформенную булаву, а старший со вздохом засунул нож в ножны на поясе.

– Не удивляйтесь моему изумлению, ибо редко случается так, чтобы человек, привязанный к стулу, защищал бьющих его мучителей, – сказал я, всё ещё меряя недоверчивым взглядом присутствующих в комнате.

Грюнн сплюнул кровавую слюну.

– Развяжите меня, и мы поговорим.

– Нет! – Заорал один из мужчин. – Кровь Господня, нет!

– А почему? – Повернулся я в его сторону.

– Этот висельник чуть не убил Михаила. Собственного сына. Свет ещё не видел такого преступления!

Я отдавал себе отчёт, что свет видел и такие вещи, и похуже, но невольно кивнул ему.

– Знаете что, господин Грюнн, я вас пока не развяжу. Может, так будет лучше для всех, включая вас самого, – сказал я, внимательно глядя на него. – А вы кто такие, господа? – Я отвернулся от изуродованного лица мастера-красильщика.

– Это братья Элизы, то есть мои зятья. Ради Господней любви! – Внезапно заскулил он. – Дайте мне посмотреть, что с моим сыном!

Младший брат Элизы смерил Грюнна полным ненависти взглядом.

– С ним всё в порядке, мерзавец, – прошипел он. – И даст Бог, мы устроим так, чтобы ты его никогда больше пальцем не тронул.

– Погодите. Пока никто никого не будет трогать ни пальцем, ни чем другим. По крайней мере, пока я не узнаю, что происходит. Вы можете рассказать мне, что здесь случилось, и почему вы так избили собственного зятя?

– Ну, я расскажу, – сказал старший из братьев, после чего подвигал челюстью и поморщился, как видно, мой удар оказался болезненным. – Потому что это я спас ребёнка из рук этого проклятого Ирода, чтоб его земля не носила.

– Оставим при себе изящные обороты, – попросил я, – и перейдём к сути, господа.

Мужчина запыхтел, видимо, ища время, чтобы успокоиться и собраться с мыслями.

– Вы видели бочки со смолой во дворе, не так ли? Третий день уже стоят.

– Видел.

– Вот именно. Вот именно! – Он погрозил Грюнну кулаком. – Ты дьявол во плоти!

– Господин... господин, как вас там зовут, к делу, пожалуйста.

– Дитрих Вейген, – сказал он. – Так меня зовут. А это мой брат Василий. Лизка из дома Вейгенов, и даст Бог, скоро снова будет Вейген, когда этого мерзавца...

– Господин Вейген!

– Что? А, к делу? Ну к делу так к делу. В общем, возвращаюсь я домой, и тут вижу, как этот Вельзевул во плоти хватает малыша и собирается утопить его в кипящей смоле. Я едва успел добежать, подбил ему ноги, а ребёнок, Иисус Мария! Ребёнка я схватил над самым краем. Ещё локоть, и он бы пропал, Господи Боже! – Он размашисто перекрестился.

– Так и было, – подтвердил младший из братьев, ударив кулаком в грудь. – Клянусь жизнью и бессмертной душой, что так и было.

– Ну что ж, господин Грюнн, против вас были выдвинуты серьёзные обвинения. – Я посмотрел на мастера-красильщика, который сидел с пасмурным лицом, ожесточённым и полным застывшей боли. – Есть ли вам что сказать до того, как вы будете переданы властям?

– Слава Богу, слава Богу, – только и сказал он, и его лицо слегка прояснилось.

– Ах ты! – Василий Вейген дёрнулся в сторону зятя, но я успел остановить его прежде, чем он смог добраться до намеченной жертвы.