Что ж, трудно было рассчитывать на иной итог. Городские власти крайне редко пытались усложнять жизнь инквизиторам (это случалось только тогда, когда советники имели очень сильных покровителей). Как правило, мэр и градские скамьи были готовы кормить инквизитора птичьим молоком и укладывать его на перину из райского пуха, лишь бы только в случае чего иметь возможность рассчитывать на его великодушие.
– Спасибо вам большое, – сказал я. – Надеюсь, мы скоро закончим дело с пользой для города.
– О да, мастер, да! С пользой для города, – он почти простонал эти слова, и я увидел, что он дрожит от страха. – С вашего разрешения, я немедленно прикажу освободить господина Роберта Пляйса... – Он заискивающе посмотрел мне в глаза.
Ну да, этого я мог ожидать. Бургомистр, видимо, решил, что моя деятельность в его городе имеет целью освобождение заключённого, ожидающего приговора.
– Пляйса? – Спросил я холодным тоном. – Он отозвал свои показания? Или появились новые улики, которые наглядно доказывали бы его невиновность?
– Н-ну... н-нет, но... я думал, что вы... что это по вашему...
– Уважаемый бургомистр, я буду с вами абсолютно честен, – прервал я его, тем более что я был уверен, что ничего разумного он не выдавит. – Я прибыл сюда не для того, чтобы служить какому-нибудь человеку, ни вам, ни Пляйсу, ни самому себе, но лишь Богу Всемогущему. Может быть, повторяю: может быть, окажется, что в ходе следствия я докажу, что ваш заключённый невиновен и был лишь марионеткой в руках могущественного зла. Тогда, перед лицом неопровержимых доказательств, мы поговорим о его освобождении. Но до тех пор пусть всё остаётся как есть.
– Конечно. Конечно. Я бы даже не посмел считать иначе... – Он сложил руки, как для молитвы. – Вы простите мне поспешность суждений, мастер?
– Здесь нечего прощать, – ответил я с улыбкой. – Бог дал вам свободу воли, чтобы вы совершали ошибки. И послал нас, инквизиторов, чтобы мы эти ошибки исправляли.
– Конечно. Конечно, – повторил Бромберг, глядя на меня, словно пёс, не уверенный, получит ли он от своего хозяина кость или пинок.
Но ведь он был человеком, который до сих пор проявлял большую доброту к вашему покорному слуге, поэтому я сердечно похлопал бургомистра по щеке, чтобы его утешить.
Ратуша Виттлиха была построена и расширена, по-видимому, ещё в те времена, когда город был очень богат, и когда он хотел ослепить прибывающих в него гостей. Ибо на высокой башне ратуши находились мастерски сработанные огромные часы, украшенные фигурами Иисуса и одиннадцати апостолов с мечами в руках.
– Они сломаны, – сказал мне с грустью в голосе какой-то дворянин, видя, что я разглядываю часы. – Я был ребёнком, когда в последний раз здесь били куранты. И ходили апостолы, и кланялись Иисусу, и Иуду пронзали мечом... Эх... – Он махнул рукой. – Батюшка рассказывал, что когда их только установили, весь город сходился в полдень, чтобы посмотреть. И из других городов люди приезжали. А сейчас? Беда да нужда...
Он вздохнул, кивнул мне головой на прощанье и ушёл по своим делам. Но когда я огляделся, я увидел, что Виттлих может похвастаться не только прекрасными часами на башне ратуши, но и чудесной роботы фонтаном из белого и розового мрамора. В центре фонтана стояла статуя Иисуса высотой в два человеческих роста. Вдобавок это было крайне редко представление нашего Господа, ибо скульптор изобразил Его держащим в правой руке отрубленную голову императора Тиберия. Эта сцена как две капли воды напоминала Персея после победы над Горгоной Медузой. Только в левой руке наш Господь держал не щит, а закрытую книгу.
– А в фонтане нет воды вот уже пять лет, – услышал я тот же голос, что и прежде. – Когда-то она била арками из вознесённых рук апостолов и накрывала Иисуса, словно прозрачным куполом. – Мужчина аж прикрыл глаза. Как видно, у него была чувствительная и поэтическая натура.
– Может, кому-то не понравилось, что это выглядело, будто апостолы купают Иисуса, – пошутил я.
Мужчина развернулся на пятках и очень быстрым шагом промаршировал как можно дальше от меня. Он даже не взглянул в мою сторону, когда исчезал за углом. Я покачал головой, потому что его осторожность показалась мне значительно преувеличенной.
Прежде чем я выбрался, чтобы арестовать Марию Грольш, я проверил комнату, которую мне подготовили для проведения допроса, и даже не удивился, увидев, какая роскошь мне была обеспечена. Под стеной стоял крепкий, широкий стул (с подставкой для ног, если бы я захотел устроиться поудобнее), а на покрытом белоснежной скатертью столе были расставлены фляжки, кубки, закуски и заедки.
– Они что, думают, что пытка обостряет аппетит? – Спросил я вслух.
Сопровождающий меня писец нервно проглотил слюну.
– Это всё для вашего удобства, – прохрипел он.
– Ладно, парень. Я скажу тебе, что мне будет удобно. Возьмёшь людей и прикажешь им сделать следующее: в потолок пусть вобьют крепкий крюк, а другой такой же в пол. Оба примерно на одной линии. Только чтобы они хорошо держались! – Я погрозил ему пальцем.
– Будет сделано!