Прикосновение зла

– Подождите, – заговорил он слабым голосом, когда я был уже в дверях. – Вы действительно думаете, что я не виновен в этом грехе?

Я обернулся.

– Не знаю. И не узнаю, пока вы мне не поможете.

– Сядьте, прошу вас. Чего именно вы хотите?

– Чтобы вы отвечали на вопросы, господин Пляйс. Даже если они кажутся вам бессмысленными.

Он тяжело вздохнул.

– Мария Грольш. Я подозреваю, что это её сын украл у нас несколько предметов. Это сорванец, зловредный бездельник, и ничего больше. В конце концов, я запретил пускать в дом как парня, так и его мать.

– Наверное, они не были в восторге от вашего решения?

– Определённо нет. Эта Грольш даже оплевала Эсми на улице. Я должен был приказать выпороть эту мерзавку, но Эсми упростила меня ничего не предпринимать...

– Благородная женщина.

– Если бы вы её знали. – Он взглянул на меня с подозрением, словно хотел убедиться, что я не издеваюсь над ним или над его покойной женой.

– У вас были другие враги? Чем вы вообще занимаетесь, господин Пляйс? Каким образом зарабатываете на жизнь? Оттон говорил, что вы богаты...

– Богат? Ну, может, и богат. – Он пожал плечами.  Зависит от того, с кем сравнивать. Я сдал в аренду несколько деревень, а сам переехал в город. Эсми хотела жить среди людей, и я купил здесь дом...

– Если вы умрёте, кто получит ваше наследство?

– Я надеялся, что Эсми. – В глазах Роберта появились слёзы. – Потому что мне уже недолго осталось, инквизитор. – Он поднял на меня взгляд. – Вы слышали, как я кашляю, а бывает и хуже, так, что дохнуть не могу, и чувствую, что вот-вот и душу, и сердце выплюну. Медик говорит, что только чудо может меня спасти, и что моя жизнь уже не в человеческих руках, а в господних.

Я пригляделся к нему повнимательнее. Он не производил впечатления человека здорового и полного жизненных сил, но не выглядел также и смертельно больным. Ну что ж, известно множество недугов, которые пожирают людей изнутри, не проявляясь снаружи выраженными симптомами. Впрочем, в этом случае симптомы были, поскольку Пляйс кашлял и в самом деле весьма паршиво.

– Если не госпожа Эсмеральда, то кто будет наследником?

– У меня нет других родственников, кроме Оттона. Отца и брата убила чернь под Шенгеном. Такое несчастье. Всего там погибло семеро наших, а среди них они двое. – Он вздохнул и перекрестился. – Божья воля, что поделать.

Насколько я знал и видел, под Шенгеном погибло гораздо больше императорских солдат, так как сражение, по крайней мере на первом этапе, оказалось чрезвычайно ожесточённым. Но уважаемый господин Пляйс, очевидно, говорил о рыцарстве, потому что жертвы среди наёмников или пешего ополчения он не соизволил принять во внимание. Такова была призма, через которую смотрели благороднорождённые...

– То есть, если вас осудят, имущество достанется Оттону?

– Не думаю, мастер Маддердин, не думаю. Уж братья Эсми позаботятся о том, чтобы от моего добра не много осталось. Я знаю, что они наняли адвокатов, я знаю, что они отправили людей, чтобы выгнать арендаторов. Они заберут всё в счёт возмещения ущерба, а если не всё, то почти всё. Оттон, конечно, что-то получит, но не слишком много.

Ха, удивительная доброта моего товарища из Инквизиториума стала более чем понятной. Если Пляйс умрёт, осуждённый за убийство своей жены, от его имущества останутся жалкие крохи, а наследник должен будет разбираться с претензиями. А если Пляйса оправдают, то разве Оттон не станет его единственным наследником? Тем более что получения этого наследства, по словам самого Пляйса, который считал себя смертельно больным, не придётся ждать слишком долго.

– Ну хорошо, давайте вернёмся к вопросу, касающемуся врагов. Есть ли люди, которые будут рады увидеть вас на эшафоте?

– Господин Маддердин, – заговорил он через некоторое время, – вам не хуже меня известно, что мы не можем знать о себе такие вещи, но, Бог свидетель, я не знаю никого, о ком положа руку на сердце могу поклясться, что он желает мне зла.

Я только покивал головой, поскольку либо это были всего лишь благочестивые желания не слишком сообразительного человека, либо Пляйс действительно жил, не задевая других.

– А братья госпожи Эсмеральды?

– Никогда между нами не было раздоров. Они возненавидели меня с тех пор, как я убил их сестру. – Он гордо уставился на меня, произнося «я убил их сестру». – Впрочем, можно ли этому удивляться?

– Вернёмся к тому злосчастному дню, – предложил я. – Вот вы сидите за столом, беседуете, и... в какой-то момент... Что же такое произошло, господин Пляйс?

– Она попросила вина, – тихо сказал он. – Она была разрумянившаяся, весёлая, с блестящими глазами. А я подумал... – Он хрипло вздохнул. – А я подумал...

Он явно не мог выдавить дальнейших слов, и, наконец, схватился за грудь и закашлялся. Приступ длился ещё дольше, чем прежде, и Пляйс с трудом восстановил после него дыхание. Он тяжело рухнул на постель.

Я наклонился над полом.

– В вашей мокроте крови нет, – сказал я. – И как же тогда вы собираетесь умирать?