Читаем Прикосновения Зла (СИ) полностью

– Замолчи! Тебя бросят в клетку.

– Вырвусь!

– Милостивая Арисса, – воскликнула Элиэна, – от горя повредился умом. Прости… Для твоего же блага…

Она ушла и обо всем рассказала Читемо. К железному ошейнику геллийца добавились ручные и ножные кандалы. Длина цепи между первыми не превышала трех ладоней, между вторыми – пяти. Носить подобные оковы было сущим мучением, и юноша с трудом смог дотерпеть до утра. Он ни на мгновение не сомкнул глаз, пытаясь хоть как-то устроиться на жестком холодном полу.

Едва забрезжил рассвет, сар Макрин покинул спальню, намереваясь прогуляться по дорожкам внутреннего дворика. Градоначальника изводила бессонница. Увидев пожилого нобиля, Нереус встал в полный рост, и многочисленные звенья цепей противно лязгнули. Макрин удивленно взглянул на раба:

– Почему ты в кандалах?

– Хотел сбежать, господин.

– К Мэйо?

– Да.

Голос поморца смягчился:

– Иного ответа я не ждал.

Помолчав, градоначальник продолжил:

– Тебе не отыскать его. В городе царит неописуемый хаос. Турмы Всадников собирают на Липпиевых холмах, чтобы затем перебросить в центральные кварталы для усмирения мятежников. Там самое пекло. Ошибкой было привезти Мэйо сюда в столь неспокойное время. Теперь всем нам остается уповать на милость Богов. Крепко молись о его здравии и благополучном возвращении. Если чернь, разломав ворота, прорвется в дом, мой сын лишится и убежища, и поддержки.

– Господин, – невольник смело посмотрел в лицо сара. – Прикажите снять цепи. Я клянусь честью хозяина, что не сбегу. В Тарксе мы вместе с ним обучались владению оружием. Наставник хвалил мое умение. Дайте возможность отблагодарить вас и снова послужить во славу семьи Морган.

– Я помню… – Макрин глубоко вздохнул. – Мэйо всегда игрался с клинком, не воспринимая ваши тренировки всерьез. Ты же был внимательным и прилежным. Сколько раз мой сын падал на песок от хитроумных геллийских захватов, подсечек и ударов… Поверженный, он беспечно хохотал, цепляясь за протянутую тобой руку. Теперь мне так не хватает этого глупого, ребяческого смеха.

Нереус понуро опустил голову.

– Из дерзкого щенка ты вырос в матерого пса, – градоначальник прищурился. – Но, к счастью, сохранил лучшие качества – отвагу и преданность. За них же я неизменно высоко ценю Читемо. Он заслуженно получил свободу. В чем-то мой сын прав. Кровь льется на улицах оттого, что одни не научены говорить, а другие не желают ничего слушать. Видно, твои речи имеют здравое зерно, если они столь много значат для Мэйо. Какие темы обычно затрагиваются в ваших беседах?

– Разные, господин. В прошлом месяце мы рассуждали о трактате «Нравственность».

– Любопытно. Озвучь свою позицию.

– Разумный человек воспринимает мораль как благо, а неразумный стремится ей наперекор. Запретное всегда желанно. Если сказать ребенку: «Не лезь на дерево!» Он непременно вскарабкается к самой верхушке, стремясь выразить протест чужому опыту и знаниям. Раб на цепи не видит свет, не ест изысканные блюда, не катается в колеснице. О чем ему мечтать? О воле, вкусной пище, любимой женщине. Будь у него возможность все это получить, не совершая преступления, никто не поднял бы руки на господина. Основа нравственности в понимании добра и зла, а также в выборе пути. Когда тебя сознательно толкают во тьму, к пороку, то привыкаешь жить в грязи и скверне, а все хорошее встречаешь как врага. Сын внимает родителю, берет с него пример. Для большинства рабов, хозяин – почти отец. Ему стремятся подражать, и по поступкам судят о благе. Когда нобили ведут себя прескверно, то уподобляются вожакам обезьян, за которыми следуют полчища мартышек. Вокруг достойных собираются достойные. Вот дом Читемо, вашего клиента. Здесь безопасно даже во время смуты. На вилле в Тарксе мне было лучше, чем в родных краях. Хозяин мог посмеяться надо мной, устроить шутку, но никогда не унижал до положения скота, не издевался, не калечил. И я замечу: лучше оставаться собакой при умном, благородном человеке, нежели ходить в друзьях у обезьяньего царя.

– Занятия по риторике и философии, как видно, не прошли впустую, – Макрин снисходительно улыбнулся. – Почему же мой сын до сих пор не сделал тебя клиентом?

– Он хотел, но я отказался.

– От дарованной свободы, о которой говоришь с таким восторгом в глазах?

– Да, господин. Я многим обязан хозяину и Дому Морган, поэтому не мог просто сесть на корабль и уплыть. Переезд в столицу был для Мэйо серьезным испытанием. Он нуждался в поддержке.

Сар пропустил мимо ушей очередную дерзость невольника:

– Жизнь здесь стала серьезным испытанием для вас обоих. Будто судьба решила проверить на прочность те отношения, что вы так долго выстраивали и берегли. Пусть идеи наивны и ошибочны, но верность им похвальна. Я распоряжусь снять с тебя цепи.

– Спасибо, господин.

– И все-таки… Кто отравил Альтана?

– Я не знаю.

– Назови тех, кого подозреваешь.

– Вы приказываете мне свидетельствовать против нобилей?

– Нет, дозволяю поделиться своими мыслями.

– Это мог быть или декурион Креон, или царевич Сефу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза