Читаем Прикосновения Зла (СИ) полностью

– И золото тускнеет, – нобиль сжал кулаки. – Матушка пишет, будто в Тарксе ей нет спасения от красных тог и пеплосов . Пиры, охоты, скачки… Несчастной каждый день приходится кормить и развлекать столичных сплетников, распродавая наше имущество… Зато она, как и мечтала, избавилась от провинциальной скуки, познав все те любовные изыски, что нынче в ходу средь Рон-Руанских нобилей. Рога отца растут и разветвляются, с каждым часом, но, видно, ими он так упорно и торит дорогу в Малый Совет. При Клавдии ему удавалось развернуться лишь в собственной кубикуле. Я передал матери всех лошадей, рабов и землю, что числилась за мной, оставив только тебя и Нереуса. Он заслужил свободу. Не на день, не понарошку, а раз и навсегда. О, милосердный Вед! Я снова слышу вой кнута и стоны. Глухой к мольбам измученного друга, теперь внимаю литаврам совести. Она докучливей бельма, чирьев в паху и гнойных язв на члене. Ее не заставят молчать отвары трав.

От неприятных воспоминаний Мэйо еще больше разнервничался. Его плечи непроизвольно затряслись:

– Вот ты стоишь, клейменный раб, а я сижу у твоих ног с душой, опутанной цепями. Мужчина, Всадник, или по-прежнему бесправный мальчишка под бдительной опекой мудрого родителя? Он требует слепого послушания и… поступков. Но разве возможно великое деяние без воли и свободы духа?! Поверь мне, легче камню научиться плавать, чем убедить отца, что я способен жить не по его указке. Невеста… Дура! Из-за нее приходится терпеть все ухищрения Кальда. Зубря Устав, стуча по деревяшкам и шагая строем, тупеешь хуже, чем от бесцельного лежания на клинии. Зато в почете дисциплина! Все бытие – от одного приказа до другого. А слово поперек: и ты уже ешь стоя, без пояса, полуодетый, таскаешь камни, бревна, рубишь солому. Молчи, терпи, и будет отпуск в Тарксе. Где ждет Хонора, для которой я – полудикий, строптивый конь. Ее обласканная игрушка. Уж лучше платить гетерам, чем состоять в подобных отношениях. Любовь за деньги не причиняет боли, а власть развратной женщины искупает в ней сполна. Ты не поймешь, о чем я говорю. Раб ублажает господина по приказу. Лишь благородные способны к безнадежной похоти и эти цепи надевают сами. Так принято. У Сефу тоже есть подобная страстишка. Я даже знаю ее имя. Царевич, мой эбиссинский побратим – достойнейший из нобилей, однако склонен распоряжаться как старший родственник, довлеющий над младшим. Его забота бесценна. Она обязывает. Да, если Сокол призовет меня воевать рядом с ним в пустынях, придется плыть туда и обнажить клинок. Все эти кандалы звенят и днем, и ночью, лишая покоя. Я хочу сам избрать дорогу, но словно заблудился в лабиринте…

Чуть успокоившись, Мэйо шумно втянул носом воздух:

– Сегодня – твой день, потрать его на какую-нибудь смазливую девчонку. Я не вскрою вены, подобно несчастному Плато, не кинусь камнем вниз. Моя душа всегда противилась убийствам. К тому же, за такой поступок придется извиняться перед родителями и сестрой. О, если бы Виола знала, каким чудовищем стал ее добрый брат, то прокляла бы меня у священного алтаря!

– Ваш недуг… – попытался возразить раб, однако юноша не позволил.

– Удобнейший предлог! Для оправдания шалостей, что я частенько устраивал на потеху сестре и матери, беззастенчиво обманывая отца, оскорбляя людей и Богов. Довольно лицемерить, мои проступки – мне и отвечать. Дом Морган связан кровью с самим Ведом. Мы – наследники владык подводного царства, и редко болеем теми хворями, что поражают исконных жителей суши.

– Позвольте спросить, хозяин…

– Говори!

Мысленно коря себя, Самур все-таки решился перейти запретную черту:

– Вы сказали, будто островитянин заслужил свободу. Как это вышло?

– Он никогда не пытался надеть на меня цепи, – Мэйо поднялся и, развернувшись к Самуру, горячо зашептал. – Перед тобой измученный жаждой глупец, что требовал у неба дождя, не замечая текущего рядом чистого родника. Я думал, будто счастье - в боевом братстве, но оно развеялось от первого порыва ветра, а после разгульных пиров и оргий остается лишь тяжелая голова и горечь во рту. Дома мы с Нереусом много беседовали о будущем, судьбе и мечтах. Мне хотелось через философию познать естественную суть вещей, отправиться в странствия, встретить достойную девушку. Жестокий Рон-Руан стал клеткой, в которой я мечусь, бросаясь из одного угла в другой. Мой верный раб считал меня хорошим человеком. Теперь, наверное, клянет…

– Я думал, что вы озлились на весь мир из-за потери лошади. У вас их – табуны. Неужто не нашли б другую? Совсем не к месту затеяли браниться с отцом. И вот сидите тут, терзаетесь виной, хотя красивыми словами не начерпать воды. Не знаете, как сделать ковш, так выдумайте, где его достать. По мне, мужчина – тот, кто может разобраться с проблемами, а мальчики их только создают.

Нобиль обиженно поджал губы и вдруг разразился смехом:

– О, я слышу речи человека!

– Рабу достаточно быть сытым, в тепле и чтоб хозяин не бранил, – Самур чуть наклонил голову, стараясь таким образом подчеркнуть свой низкий статус. – Хотите, я спущусь и приведу сюда вашего геллийца?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза