– Река всегда течет с возвышенности в низину, но человек не подчиняется руслу. Он волен выбирать, каким путем желает следовать! – страх Варрона давно испарился и он говорил с непоколебимой уверенностью. – Решайте, готовы ли вы сражаться за свет или молча покориться тьме? В моих жилах нет ихора, вместо него – лишь безграничная любовь к ближним! К каждому из вас!
В северной части площади кипел бой. Сомкнув щиты, стражники отбивались от нападок обозленной черни. Толпа перед храмом ликовала. Понтифекса и взысканца четверть часа купали в овациях.
Нереус лежал на животе в маленьком, отгороженном занавеской закутке и теребил пальцами свисающее с постели одеяло. Геллиец никак не мог уснуть. Причинами тому послужила и тянущая боль в спине, и жгучее волнение.
Раб провел здесь свыше недели, сначала не имея сил покинуть темную коморку, а затем из страха перед гневом господина. Островитянин помнил, как к нему приходил Хремет с двумя учениками. Врач давал наставления Элиэне, вызвавшейся ухаживать за Нереусом. Она кормила и лечила юношу, строго следуя рекомендациям эбиссинца. Женщине помогал немой старик, выполнявший в доме самую грязную работу.
От Элиэны геллиец узнал, что его собираются вскоре продать на торговую галеру, и принял это известие стоически. Он не просил Богов разжалобить сердце хозяина. Если за столько дней поморец не пришел и не позвал к себе, значит навсегда вычеркнул провинившегося невольника из своей жизни, отказавшись выслушать, будто и вправду избавился от испорченной вещи, которую именовал другом ради шутки.
Теперь геллиец многое бы отдал за возможность стать бесчувственной куклой. Он хорошо помнил, как оказался лишним в родной семье, и мучительно переживал новое расставание.
Глядя в залегшую по углам тьму, Нереус мысленно возвращался на виллу Морганов. Там все было по-другому… И Мэйо был другим. Островитянин никак не мог выбросить из головы пророческие речи Цитрина о синяках и шрамах. Пожив в столице, молодой нобиль, действительно, изменился до неузнаваемости. Он редко смеялся, взгляд утратил блеск, сердце ожесточилось.
«Мы обязаны сплотиться, защитить семью и, прежде всего, наследника сара…» – затухающими отголосками эха звучал из-под потолка баритон Читемо.
– Я пытался… – шептал в ответ геллиец. – Но не смог… И в этом самая тяжкая моя вина…
Вечером, когда Элиэна принесла ужин, Нереус поделился с ней своими планами:
– Завтра букцимарии. Хозяин не истребовал назад золотую серьгу, а значит, я – все еще его личный раб, и могу, с разрешения Богов, увидеть ниспосланного ими господина.
– Дурная мысль, – нахмурилась невольница. – Лучше оставайся здесь.
– Раны уже не вызывают опасений. Читемо вот-вот сошлет меня на корабль! Другой возможности поговорить с Мэйо не будет.
– Зачем вам говорить? От переживаний у него обострилась болезнь. Твое появление лишь растревожит и осердит господина.
– Я знаю, кто отравил Альтана. Это все подстроил эбиссинский царевич!
Резким движением Элиэна на миг зажала островитянину рот:
– Как только черный язык повернулся, сказать подобную гадость? Солнцеликий посол дважды сберег тебе жизнь: у позорных столбов и оплатив лечение.
– Что? Я думал, Мэйо позвал Хремета…
– Нет, царевич Сефу.
Геллиец подавленно смолк.
– Откажись от своей глупой затеи, – посоветовала невольница. – У молодого хозяина теперь новый личный раб – меченосец. Кажется, из ретиариев . Сар Макрин купил его в подарок сыну за очень большие деньги. Андроктонус старается угодить господину, помогает в лечении. Твои услуги более не нужны.
– Мэйо спрашивал обо мне?
– Ни разу.
Юноша опустил взгляд:
– Значит, все надежды напрасны. В чужом очаге не ворошат угли. Пожалуйста, скажи Читемо, что я здоров и гожусь для любой работы.
– Дай телу отдых до окончания месяца.
– Мне стыдно быть в доме нахлебником. Кусок не лезет в горло.
– Ешь, пока угощают. На галере вряд ли побалуют чем-то, кроме плесневелых лепешек и дешевого уксуса.
– Тем лучше, – геллиец решительно отставил тарелку. – Не придется долго грустить, вспоминая об утраченном.
– Лишь последний глупец торопится в царство Мерта.
– А кто перед тобой? Наивный дурак, решивший, будто поморский нобиль и вправду захочет водить дружбу с клейменым островитянином. Это даже звучит нелепо и смешно. Мы вместе росли, делились сокровенным… Клянусь Ведом, то мальчишеское единодушие я не променял бы и на сотню табунов. Но Мэйо посчитал, что конь ему дороже, чем много раз проверенный невольник, готовый для хозяина на все.
– Рабу лучше не думать о таких вещах. День прожит без боли – вот и славно. Постарайся заснуть, а утром я принесу тебе кусок праздничного пирога.
Элиэна ушла, погасив в комнате светильник, и Нереус остался лежать на жесткой лавке, мечтая поскорее провалиться в наполненный мраком сон, но тело отказывалось слушаться, пальцы безостановочно шевелились, сминая край одеяла…